|
По дороге из детства...
Когда августовское солнце уже не грело, а
дом давно был наполнен ароматом сочных яблок, мы дожевали последние дни лета в
деревне. Собранные в саду яблоки лежали повсюду: в больших маленьких корзинках, на подоконниках, под
кроватью на мешковинах и даже в карманах старого пальто. Выйдешь из дома,
бывало, а по пути обратно подберешь с сырой земли пару холодных блестящих
яблочек-и в карман, а потом и забудется, так и лежат они, пока рука не потянется
туда за теплом.
А теперь уже скрипели доски-половицы.
Дрожали стекла и тряслись худеющие рамы, когда скользил ветер по замкнутому
квадрату окна. Дом садился, напевая всем своим телом мелодию старости.
Кончилось его бывалая уютная свежесть, а двор все больше и больше наполнялся
запахами дряхлеющих бревен, бывших когда-то крепкими. Мне было жаль наш дом,
где началось мое детство. Теперь я расту, а он стареет…
Оставалось ровно три дня до нашего отъезда к деду Арсению и
Марише. Нужно было успеть многое по хозяйству. Вставали с бабушкой мы рано,
работали. И вот когда все домашние дела были закончены, а чемоданы в дорогу
собраны, мы успокоились.
Сегодня ночь ложилась на нашу деревеньку медленно. До
последнего на горизонте держались остатки заката. Казалось, что это лето не
хочет уступить осени место, мне было грустно, но мысли о том, что совсем скоро
увижу любимую Маришу, радовали меня;
я улыбалась. Долго мы не ложились спать, сидели на крылечке,
любовались звездами, слушали незамысловатые мелодии сверчков.
- Так
хорошо, Анют, не правда ли? – вдруг с чувством невероятной
удовлетворенности спросила бабушка.
- Да, бабушка, хорошо.
Никогда еще я не видела свою бабушку
такой счастливой. Мне сразу захотелось разглядеть ее получше. Странно, но
прожив всю жизнь рядом с ней, я не всматривалась в лицо и руки родного
человека. Сейчас под слабеньким светом дворового ночника, изучая бабушку, я
восхищалась ею. Пройдя все ужасы войны, потеряв родных, она взрослела одна. Я
восхищалась больше тем, что, несмотря на сгубленную молодость и неспокойную
нынешнюю жизнь моей бабули, она не разучилась радоваться, казалось бы, простым
вещам и явлениям. Она за всю жизнь не имела богатств, не жила и не живет в
роскоши, что уж говорить, ей не удалось выбраться из бедности. Все, что у нее есть:
это наш стареющий дом и маленькая пенсия, да еще и меня подбросила ей судьба.
Но ни разу бабушка не опускала руки, видно, жизнь научила, что от этого лучше
не станет. Не ругала меня, не упрекала ни в чем, а наоборот, называла подарком
судьбы и счастьем своим. Я не понимала, какое же это счастье жить в бедности
из-за меня, нахлебницы. Я расту, и требуется больше, воспитывать труднее, а ей
уже немало лет.
Звезды… такие недосягаемые, такие
еженочные каждый день, сверчки, трещащие в траве, – все такое знакомое,
повторяющееся изо дня в день, но, оказывается, приносящее такое наслаждение и
счастье. Истинные ценности жизни так близки, но так трудно открываемы. Для
кого-то требуется долгие-долгие годы для их отыскания и осмысления, кому-то
достаточно взглянуть поглубже в глаза близкого человека…
Вот и лето прошло. Мое шестое лето
закончилось пару часов назад. Не все что я задумала, свершилось, но все – таки
мы успели побродить по лесу и вдоволь насладиться природой. И эти летние
воспоминания о прогулках будут согревать душу в холодные дни осени и зимы.
Мы были разбужены звонким криком
деревенских петухов. Ранним осенним утром мы попрощались с любимым домом, в этот
год он еще сильнее постарел и казался таким жалким и беспомощным, поэтому мне
было грустно бросать его в одиночестве
на целых шесть месяцев, но дрова кончились, наш дом уже не мог прогреваться в
холодную погоду – нам приходилось уезжать. Тут бабушка поторопила меня, нам
нужно было дождаться Степана Евсеевича с лошадью.
К полудню мы были довезены до дачи деда
Арсения. Это был большой крепкий деревянный дом, расположенный за городом.
Хозяин имел прелестный садик перед домом, а осенью собирал урожай с небольшого
огородика. Переобнимавшись и перецеловавшись с Маришей, выбежавшей нам
навстречу, мы все вместе вошли в ароматно натопленный дом. Там нас встретил дед
Арсений, он обошелся лишь легким обниманием. Он не отличался особой
эмоциональностью, даже был немного холоден к людям, это ощущалось и в отношении
его к собственной внучке Марине. Дед Арсений часами занимался хозяйством, не
уделяя должного внимания родному человечку. Поэтому она прибивалась к нам с
бабушкой, нам было хорошо вместе. Мы понимали и любили природу, и дома нам было
неинтересно. Солнечная осень тянула к
себе. А дедушку больше интересовали домашние дела, хозяйственные заботы.
Постоянно им что-то чинилось и подкрашивалось
в доме. Все сияло чистотой и порядком. Порой я удивлялась женскими манерами
деда Арсения: он протирал пыль, поправлял книги на полках, не прося помощи у
внучки. Ему требовалась красота и порядок в быту. Да, действительно, в доме
было мило и уютно, но, наблюдая за его хозяином, я начинала осмыслять одну
поразительную вещь: дед Арсений прятался за созданным им уютом и красотой,
казалось, ему были чужды искренность человеческих чувств и эмоций. Он вкладывал
себя в искусственную красоту , а создавать уют в своей душе и душе своих
близких похоже не умел.
Тогда
я была шестилетней девочкой и, наверно, не должна была размышлять о людях столь
глубоко, но я только начинала изучать мир и все
живое в нем…
|
|
