|
1.
1928 год. Убогий азиатский городок Кзыл-Орда на берегу глиняно-желтой Сырдарьи. Из окна камеры внутренней тюрьмы ГПУ виден горизонт - дальние степные холмы, подсвеченные заходящим солнцем и тучи фиолетовой пыли, которые поднимает гуляющий над ними недобрый ноябрьский ветер. Облака на высоком небе, - как пе-рья, остатки крыльев улетевших в южную сторону птиц. В камере, из-мученный нескончаемыми арестами, ссылками и этапами, пятидесяти-шестилетний епископ Андрей, в миру Александр Ухтомский, торопясь, боясь не успеть, пишет в ученической, в синюю клеточку тетради, оза-главленной «Исповедь», историю своей жизни, своих взглядов и поис-ков правды.
Думает ли епископ, что когда-нибудь вернется к уфим-ской пастве живым? Надеется ли он на по¬нимание мыслей, высказы-ваемых им в исповеди или, хотя бы, на то, что его исповедь дойдет до уфимцев, которым она адресована? «Я начинаю писать свою политиче-скую исповедь, - пишет епископ, - эту исповедь мою я адресую по преимуществу моей пастве, моим дорогим уфимцам, с которыми я встретил февральскую революцию семнадцатого года, с которыми пе-режил все события восемнадцатого года. Пусть они проверят мои слова во всех отношениях.
Адресую эту исповедь всем рабочим, которые с восемнадцатого года с великой любовью заботятся обо мне. Адресую ее вооб-ще всем мыслящим и искренним христианам, которые в жизни ищут правды Божией и стремятся ее осуществить.
Пусть мой жизненный путь одних сохранит от ошибок, а другим даст две-три полезные мысли. Я буду рад и этому. А свою лич-ную жизнь я считаю давно конченною и мой путь жизненный уже пройденным».
Он уже давно приговорен и знает это, его уже давно на-метили убить и это он тоже чувствует, но государственная машина, ко-торая перемалывает людей, имеет свой ход, свою целесообразность и ритм, в ней все идет своим чередом, - нужно на¬копить побольше бу-мажек, чтобы выстрел выгля¬дел не как месть, а как справедливое про-летарское возмездие. Видимость законности соблюдается во всем. Сле-дователь ГПУ Нелюбов продолжает свои допросы, изменяя, как напи-сано в инструкции психолога по специальности и чекиста по долгу то¬варища Демина, слова на их синонимы, меняя их порядок, но оставляя прежней внутреннюю суть каждого вопроса к епископу.
Епископ же решает документировать отноше¬ния со след-ствием, он пишет Нелюбову письмо: «На последнем допросе вы мне сделали упрек, что мое лицо остается в тени». В ответ на это я обе¬щал вам прояснить свое лицо в политическом от¬ношении. Это я ныне ис-полнил и прилагаю при сем две тетради моей политической исповеди... Еще прошу вас, если я буду, несмотря ни на что, за мои христианские убеждения приговорен к си¬дению под арестом, то прошу меня оставить где-нибудь в одиночке или в той камере, где я сейчас, на дворе ГПУ. Самое страшное для меня наказа¬ние - это слышать ужасающую бого-хульную брань и сквернословие».
Из далекой азиатской тюрьмы тогда же он пи¬шет письмо в Уфу.
«Письмо к уфимской пастве в годовщину разлуки с ней.
Возлюбленная во Христе паства моя уфимская!
Сегодня исполнился год, как я разлучился с ва¬ми. Такова воля Божья! И сегодня вся душа моя в Уфе... Братия мои! Дорогие мои! Вот я и радуюсь сегодня, что несмотря ни на какие преграды, - жизнь церковная, истинная, неподдельная около Уфы постепенно ук-репляется и в сердцах, и в умах православных христиан.
Это потому, что мы в Уфе строим церков¬ную жизнь на подлинно церковных, святых нача¬лах без всякого политиканства или интриг, или человекоугодничества. Наша жизнь еще полна вся¬ких гре-хов, но наши цели, наши идеалы безукориз¬ненны и святы. И вот, бра-тия, моя к вам прось¬ба: исполняйте заповедь Христову и любите друг друга и служите друг другу делом, а не словом. Лучшая христианская политика - не занимать¬ся политикой, а только неустанно строить цер¬ковную жизнь по великим образцам, указанным в Святом Писании. Запомните это правило и ис¬полняйте его: оно даст вам и мир, и ра-дость, и победу над злом. Святые Апостолы только своим терпением покорили мир Христу, и мы терпени¬ем должны строить свою церков-ную жизнь...».
Не только «Исповедь», всю жизнь свою епис¬коп посвя-тил возлюбленной уфимской пастве.
Человек высочайшего духовного напряжения, епископ Андрей оставил много проповедей, ста¬тей, выступлений, большинство из которых не ут¬ратили своего значения и сегодня. Говорил он о са¬мых важных и болезненных вопросах российской жизни. Если коротко суммировать его мысли, они будут выглядеть так.
Всех любить. Избегать слепого подражания чужим нра-вам, не подражать слепо и всему русскому, поскольку в нашей жизни много недостатков, но помнить о величайшем духовном сокровище русского характера - его всеобъемлющей братской любви и искании вечной правды, стремлении жить по-божьи.
Соблюдать справедливость во всем и ко всем, чтобы все соотечественники в России чувствовали себя истинными гражданами, сознающими свои права и обязанности. Пасынков в отечестве быть не должно, все сыны единой Родины и все свободны.
Не лгать Христу. Стремиться к правде, ибо правда и за-кон едины для каждого. Не должно быть ни скорбящих, ни озлоблен-ных; чтобы все были радостны и счастливы; чтобы счастливые де¬лились своим счастьем с другими и чтобы правда укреплялась в рус-ской земле.
Никакого епископского величия. Епископа выбирает на-род, а не назначает главный церковный вельможа. Священник - пер-вый работник в своем приходе, а приход - важнейшая клетка общест-венного тела России.
И, наконец, - нравственность власти. Без этической ос-новы немыслима нормальная экономика и невозможно хозяйственное процветание, государство, не осознавшее этого, обречено топтаться в социальных тупиках.
Таковы - если коротко - взгляды уфимского епископа Андрея.
Биографическая справка
• 1872, 26 декабря. Рождение Александра Алексеевича Ухтомского в родовом селе Вослома Арефинской воло¬ти Рыбинского уезда Ярослав-ской губернии.
• 1887. После окончания пяти классов гимназии А.А. Ухтомский по-ступает в Нижегородский имени графа Аракчеева кадетский корпус.
• 1891. Поступление в Московскую духовную академию.
• 1895. Окончание академии со степенью кандидата богословия, по-ступление учителем русского языка в первый класс Казанского духов-ного училища.
• Александр Ухтомский пострижен в монахи с именем Андрей, а за-тем, рукоположен в иеромонаха.
• 1897-1896. Работа инспектором Александровской миссионерской се-минарии.
• 1899. Наблюдатель Казанских миссионерских курсов в сане архиман-дрита.
• 1907. Назначение первым Казанским викарием по де¬лам миссионер-ства.
• 1911. Назначение епископом Сухумским.
• 1913, 22 декабря. Назначение епископом Уфимским и Мензелинским. Духовником епископа Андрея является знаменитый епископ Антоний (Храповицкий).
• 1915. Создание в Уфе Восточно-русского культурно-просветительского общества, придерживающегося сла¬вянофильского направления. Инициатор создания и председатель - епископ Анд-рей.
• 1916-1918. Издание в Уфе журнала «Заволжский ле¬тописец» под ре-дакцией епископа Андрея.
• 1917. Уфимский епископ Андрей назначен митропо¬литом Петрогра-да. Он отказывается от назначения, так как принципиальным для себя считает принцип выборности священнослужителей.
• Епископ Андрей включен в новый состав Священного Синода.
• По инициативе епископа Андрея в Уфе открыт боль¬шой приют для солдатских детей-сирот.
• Епископ Андрей стал инициатюром создания первого рус¬ского цер-ковно-приходского кооператива, открытого при уфимской вокзальной Никольской церкви 1 июля 1917 года.
• 1918. Епископ Андрей избран членом созданного осе¬нью 1918 г. Си-бирского временного высшего церковно¬го управления.
• 1919. Епископ Андрей руководит духовенством 3-й армии А.В. Колча-ка. После разгрома белых он аресто¬ван, освобожден в июле 1922 г.
• 1920. Создание в Уфе православного Уфимского братства с задачей: «...Чрез церковное единение сла¬вянства идти к единению Вселенской Церкви и будуще¬му VIII Вселенскому Собору».
• 1921. Епископ Андрей назначен епископом Томским, но к месту слу-жения не поехал, продолжает оста¬ваться Уфимским епископом.
• 1925. В молитвенном доме ашхабадской старообряд¬ческой общины Епископ Андрей принял миропомазание от старообрядцев.
• 1926. Возвращение в Уфу, продолжение проповедни¬ческой деятельно-сти среди уфимцев.
• 1927. Отозван в Москву и арестован, в заключении находился в Вол-гоЛАГе НКВД (г. Рыбинск).
• 1934. Приговорен к трем годам тюремного заключе¬ния, которое от-был в Ярославской тюрьме.
• 1937. По окончании срока 27 марта вновь приговорен к лишению сво-боды, 4 сентября - расстрелян.
2.
Епископ Андрей, в миру - князь Александр Алексеевич Ухтомский родился в родовом селе Вослома Арефинской волости Ры-бинского уезда Ярославской губернии, в семье председателя уездной земской управы. Происходил он из древнего княжеского рода Рюрико-вичей. Достоверно известно, что потомок Рюрика в двенадцатом коле-не князь Глеб Васильевич владел уделом на Бело-Озере, а в шестом ко-лене - князь Иван Иванович Каргопольский получил удел на реке Ух-томе, название которой и дало имя княжескому роду.
В «Общем гербовнике дворянских родов Все¬российской империи» о нем сказано: «Герб рода; князей Ухтомских. В щите, имеющем голубое поле изображены: золотой крест, под ним серебря-ная луна, рогами вверх обращенная, а в нижней части щита две сереб-ряные рыбы, плавающие крестообразно в реке. Щит покрыт мантиею и шапкой принадлежащими княжескому достоинству».
В роду Ухтомских были воеводы, участвовавшие во взя-тии Казани, в Полоцких походах, служившие стольниками, имевшие другие высокие чины. В годы Смутного времени с шайками самозван-цев около города Хлынова (Вятки) сражался князь Михаил: восемь братьев Ухтомских погибли в бою у местечка Конотоп в битве с поля-ками и запорожцами.
Князья Ухтомские выступили на стороне князя Хован-ского в годы раскола русской православной Церкви в семнадцатом ве-ке, и в дальнейшем род Ухтомских неоднократно выражал свои симпа-тии старообрядчеству. Это - очень существенный штрих к биографии епископа Андрея, родовые традиции скажутся непосредственно на его мировоззрении.
Из рода князей Ухтомских вышел знаменитый зодчий Дмитрий Васильевич Ухтомский, построивший колокольню Троице-Сергиевой Лавры, ставший учителем Баженова и Казакова. Адъютант Нахимова Леонид Ухтомский- из того же именитого рода. Дядя бу-дущего епископа Эспер Алексеевич прославился тем, что совершил кругосветное плавание на корвете «Витязь» и написал книгу «Филосо-фия Востока», а его сын Эспер Эсперсвич стал знаменитым ученым-этнографом, дипломатом, путешественником, поэтом и публицистом. Его заслуги высоко ценились при русско-царском дворе, сюда он был приглашен и длительное время являлся камергером - воспитателем и наставником будущего императора Николая II.
Отец будущего епископа Алексей Николаевич Ухтом-ский десять лет служил на флоте и пожелал, чтобы оба его сына, Алек-сандр и Алексей, учились в кадетском корпусе, который закончил он сам и его братья. После службы на флоте Алексей Ни¬колаевич служил в канцелярии Ярославского гу¬бернатора, но, обладая неуживчивым ха-рактером, вскоре оттуда уволился, чтобы заняться хозяйс¬твом в своем родовом поместье в Восломе. Епис¬коп Андрей вспоминал, что «отец ухитрялся так хозяйничать, что аккуратно ежегодно получал убытки и, если случалось ему получить неожидан¬ную прибыль, то он своим ра-ботникам выплачи¬вал прибавки».
Мать Антонина Федоровна была полной про¬тивоположностью отцу, будучи женщиной идеаль¬но доброй, она нико-гда никого «ни словом, ни де¬лом не обидела и, мало того, - ей прихо-дилось иногда сглаживать и исправлять те резкости в от¬ношении к лю-дям, которые позволял себе отец», - вспоминал епископ Андрей. На-кануне своей кончины значительную часть своего состояния она заве-щала Церкви.
С любовью и признательностью Александр Ухтомский вспоминает свою няню Манефу Павлов¬ну, бывшую крепостную, до конца дней жившую в доме Ухтомских: «С ее молитвенного шепота я и выучил свои первые молитвы... Я уже архиереем говорил неоднократно проповеди на темы, заимс¬твованные из мудрых наставлений моей ня-ни».
Александр Ухтомский, старший сын в семье, был очень дружен со своим младшим родным братом Алексеем, будущим акаде-миком, знаме¬нитым физиологом, автором христианской по своей сути психологической теории о «доминан¬те на другом». Братья вместе рос-ли в родовом имении, вместе учились сначала в гимназии, за¬тем в ка-детском корпусе и, наконец, в Духовной Академии. Алексей Ухтом-ский после пятого класса гимназии поступил в 1887 году в Ниже¬городский имени графа Аракчеева кадетский корпус.
К решению поступить в Духовную Академию подтолк-нуло несчастье в семье - потрясением для братьев Ухтомских стала неожиданная смерть лю¬бимого дяди. Соприкосновение со смертью сдела¬ло необходимым для продолжения сколько-ни¬будь осмысленной жизни понять тайну смерти: «И я решил в своей жизни искать ее смыс-ла, искать победы над смертью», - вспоминал позднее епископ Анд-рей.
Окончательная перемена в судьбе братьев Ухтомских во многом объясняется случайным собы¬тием - встречей со знаменитым Иоанном Крон¬штадтским на волжском пароходе, когда мать Ан¬тонина Федоровна везла сыновей на каникулы в родовое поместье. После дол-гих бесед с Иоанном Кронштадтским на верхней палубе Александр и Алексей приняли одинаковое решение стать свя¬щенниками.
Будучи студентом Духовной Академии, Алек¬сандр часто встречался с отцом Иоанном, вел с ним переписку, а позже вспоминал о нем в своих проповедях и статьях. Учился Ухтомский, судя по всему, средне, занимая 33-35 места в переводных списках курса. В протоколах заседаний Совета Академии он, за исключением вступительного эк¬замена по греческому языку, ни разу не был отме¬чен среди отличив-шихся. Но ни разу он не был и в списке задолжников.
Встреча с Иоанном Кронштадтским перевер¬нула и жизнь Алексея Ухтомского, который так же, как и брат, поступил в Духовную Академию, но после ее окончания увлекся наукой и со време¬нем стал выдающимся ученым-физиологом. Брата своего он всегда понимал и поддерживал.
Представив на последнем курсе итоговую рабо¬ту под на-званием «О гневе Божием», Александр Ухтомский в 1895 году закон-чил Московскую Духов¬ную Академию кандидатом богословия и, по выска¬занному им желанию служить в учебном ведомстве, был направ-лен в казанское духовное училище преподавателем русского языка. Здесь 2 декабря 1895 года он дает монашеские обеты и принимает по-стриг с именем Андрей. Прошло несколько дней, и он был рукополо-жен в иеромонахи. Дальнейшее восхождение по церковным ступеням совершается вполне успешно: в 1907 году мы видим его уже епископом - третьим викарием Казанской епар¬хии, через четыре года - еписко-пом Сухумским и с конца 1913-го - епископом Уфимским и Мензе-линским. Здесь - земля его главного служения.
3.
Через сорок лет, на допросах в кзыл-ординской тюрьме следователь Нелюбов никак не мог понять - что же заставило бывше-го князя добро¬вольно отказаться от привилегий светской жизни? Епи-скоп Андрей отвечал, что ушел из своей среды потому, что кроме глу-пости и беспринципности в этой среде почти ничего не видел и оттого стре¬мился бежать от греха, что особенно его поражал разврат лжеин-теллигентного общества.
«По дороге, во время этого бегства, - пись¬менно отве-чал епископ следователю, - мне встре¬тились два огромных русских мыслителя: А.С. Хо¬мяков и И.С. Аксаков. Эти два мыслителя опреде¬лили всю дальнейшую мою жизнь, даже до 1928 года. Хомяков - это русский гений религиозной и философской мысли. Аксаков не гений, но очень крупный талант, великий мастер русского слова. И оба они - и Хомяков, и Аксаков - были величайшими патриотами, жестоко би-чевавшими отечес¬твенные пороки... Эти два мыслителя вполне и на-всегда пленили меня».
Епископ Андрей прибыл в Уфу в середине фев¬раля 1914 года. Вскоре в местном епархиальном вестнике появилась новая руб-рика «Письма к пас¬тырям Уфимской епархии». Всего их было напеча¬тано сорок одно, затем письма вышли отдельными изданиями. Было много статей подобного характе¬ра и помимо этой рубрики, они публи-ковались и в уфимской, и в столичной прессе, вызывая неодно¬значную реакцию и оценки, вплоть до предложе¬ний сместить епископа, отпра-вить его «на покой».
Опора мировоззрения уфимского епископа Андрея лежит в основополагающих идеях право¬славия и философии славянофильст-ва, но не огра¬ничивается ими. С какими же мыслями и словами обра-щается епископ в предреволюционные годы к народу и священникам? Обозначим основной круг проблем и вопросов, определяющий его взгляды.
Современная Церковь, говорил епископ, не выполняет своих задач, не способна на это в силу почти полного своего разложе-ния от высших до низших звеньев, от абсолютного отсутствия дея¬тельности основной единицы церковной жизни - прихода. Если Цер-ковь еще жива, считает епископ, то лишь благодаря отдельным лично-стям и: числа священников и мирян, посвятивших свою жизнь религи-озно-нравственному подвигу. В сере¬дине девятнадцатого века - это славянофилы, в первую очередь Алексей Хомяков и Иван Аксаков в начале двадцатого - Иоанн Кронштадтский. Среди современников епископ выделяет также церковного историка и философа архиеписко-па Антония (Храповицкого) и архимандрита Кирил¬ла (Васильева), на-стоятеля Воскресенского монастыря Новгородской епархии.
В жизни русского православия синодального периода епископ Андрей не видит почти ни одного светлого пятна. Подобное положение дел он объясняет исторически сложившимися обстоя¬тельствами - реформаторской деятельностью Пет¬ра, учредившего высшее церковное управление, си¬нод, как одно из ведомств государст-венной, власти. В результате священники превратились в «требоиспра-вителей», а высшие иерархи - в государствен¬ных чиновников, недос-тупных ни мирянам, ни младшему клиру. Роскошные выезды архиере-ев в сопровождении полицейских исправников в близ¬лежащие от епар-хиального центра приходы не мо¬гут удовлетворить религиозные запро-сы людей, от¬даленные приходы часто вообще не подозревают о суще-ствовании епископов и митрополитов.
Сознание царящего зла и невозможности ока¬зать ему противодействие гасит активность духо¬венства, вызывает безразличие со стороны священ¬ников к нуждам верующих и равнодушие к вы¬полнению своих обязанностей в храме. Служба превращается в фор-мальность, лишенную свою притягательной и воспитывающей силы. Происхо¬дит «обезверивание прихожан» и потеря автори¬тета священ-ников. Из-за того, что духовная жизнь в рамках официального право-славия не удовлетво¬ряет верующих, растет тяга к старообрядчеству и разного рода сектанству.
В речи, произнесенной в Уфимском земском собрании в октябре 1915 года, епископ Андрей охарактеризовал положение как бедственное: «...и сверху, и снизу с одинаковой энергией изгонялись все наиболее энергичные, яркие духовные мысли¬тели и деятели... И стали у нас пророчествовать лжепророки... хотя и нет книжников и фа-рисеев, но зато сидят молчальники, далекие от жизни и не понимаю-щие жизни, а потому и не могущие быть руководителями ее». Таким образом, с одной сто¬роны епископ говорил о подчиненности Церкви интересам государственной политики, а с другой - об инертности ду-ховенства и отсутствие при¬ходской деятельности, которые в совокуп-ности ве¬дут к развалу церковно-общественной жизни.
Чтобы еще более подчеркнуть трагичность нынешнего положения, он обращается к примеру старообрядчества: «Почему... наши раскольники несравненно устойчивее и сильнее в культурном от-ношении? Именно потому, что раскольники живут приходскою само-определяющейся общи¬ною, а наша деревня влачит свое существование только по распоряжению начальства. Раскольни¬ческую общину объе-диняет любимый храм или ча¬совня, а нашу православную деревню объединяла до последнего времени казенная винная лавка...»Центром и ядром возрождающейся обществен¬ной жизни православных людей, по словам еписко¬па Андрея, должен стать, с одной стороны, пользую¬щийся доверием людей священник, вся жизнь кото¬рого должна стать примером служения идеалам христианства. С оскудением нравственно-го содержа¬ния жизни его обязанности возрастают; именно на него воз-ложена обязанность стать проводником лю¬дей по жизненным тропам. Как пишет епископ, «де¬ло пастыря заполнить опустошенную душу святым содержанием», отсюда - основной принцип служе¬ния: «Пер-вым признаком доброго пастыря нужно считать полное нравственное его объединение с при¬ходом, когда пастырь живет горем и радостью своей паствы. Как мать переносит свои радости на детей и птица на птенцов своих, так и священник должен отказаться от личной жизни для паствы...».
Епископ рассказывает, как он шел однажды зимой, заду-мавшись. «Ветер, снег порошит. Слы¬шу жалобный голос человека: «Подайте Христа ради! Подайте Христа ради!». Я иду дальше со свои¬ми мыслями. Вдруг останавливаюсь. Поворачиваю назад. Подхожу к нищему. Это не старый еще че¬ловек, просящий ради Христа. Даю ему деньги, ко¬торые имел при себе. И вдруг все прохожие стали останавли-ваться возле бедняка и класть монеты в его замерзшие руки. Как я мог пройти мимо про¬сящего у меня малой помощи! Я был занят своим. Дал я - и все прохожие стали давать этому нище¬му». Личный пример, лич-ное подвижничество свя¬щенника и в большом, и в малом - главный аргу¬мент и способ убеждения окружающих людей.
Говоря о проповеди, произносимой в храме, епископ подчеркивал, что главное не столько в особой к ней подготовке, что следует, прежде все¬го, вдохновляться святым писанием и молитвой - тогда слова сами придут. Главное, о чем нужно помнить, что «душу... будит и укрепляет не слово, а чувство». Епископ предостерегал свя-щенников, напоминая им о трудностях работы - «мы дол¬жны нести свой крест... неблагодарность паствы, вражду родных, противодействия властей, козни и помехи от сотрудников...»
Епископ Андрей не ограничивался негативной критикой нынешнего положения Церкви. Опира¬ясь на идеи славянофилов А. Хомякова и И. Акса¬кова, проповеди Иоанна Кронштадтского, он выд¬винул конкретный план восстановления истинно-православной жизни и начал его воплощать на де¬ле в пределах Уфимской епархии.
Главная его альтернатива современной без¬нравственной жизни - в возрождении городских и сельских приходов для охраны в народе нравствен¬ных идеалов, церковно-религиозного быта и подъе¬ма материального уровня. Епископ требовал вме¬шательства духовенства в общественную жизнь, он говорил, что священник обязан вносить ду-ховное начало во все сферы жизни прихода, в состав кото¬рого должна входить школа, больница, богадельня, библиотека, ремесленное учи-лище и другие учреж¬дения. Именно священник является связующим звеном с внешним за пределами прихода миром и возглавляет приход-ские отделения общественных организаций государственного масшта-ба.
Но обладание подобной духовной властью тре¬бует пол-ной самоотдачи и высоконравственной жизни. Значит, священник дол-жен пользоваться абсолютным доверием прихожан, а поэтому, дела¬ет вывод епископ, люди имеют право выбора и смещения своего пастыря. Этому моменту епископ придавал особое значение и подробно разра-ботал рекомендации акта избрания священников, ввел этот демократи-ческий принцип повсеместно на территории Уфимской епархии с лета 1916 года.
Предварительно им были опубликованы «Прави¬ла для избрания настоятелей храмов Божиих Уфим¬ской епархии», где епископ писал: «решаюсь просить вашей, братие, помощи в выборе и отыска-нии таких добрых пастырей, таких рабов Господних, которые были бы приветливы ко всем, учительны, незлобивы, наставляли бы всех с кро-тостью, чтобы были образ¬цом в слове, в жизни, в любви, в вере, в чис-тоте».
План возрождения приходской жизни отлича¬ется четко-стью и продуман до мелочей. В сфере общегосударственного устройст-ва приход рисуется как самостоятельная юридическая единица, поль¬зующаяся широкой автономией во всем, что каса¬ется ее внутренней жизни. Епископ идет еще даль¬ше и рисует картину человеческого об-щежития в России как союза православных и мусульманских приходов, объединенных вокруг своих храмов.
В целом, концепция епископа Андрея стала практической разработкой идеологических пос¬троений русского славянофильства, в первую оче¬редь А. Хомякова и И. Аксакова, но с более ярко выражен-ным теократическим оттенком, с опорой на «свойства русского харак-тера». Многие черты русского характера определяются именно право¬славием, говорит епископ. «Все народные начала, которыми мы вос-хищаемся, почти сплошь вырос¬ли из православия», - цитирует он Достоевского. Среди черт русского характера - доверчивое сми¬рение с судьбой; любимые русские святые - сми¬ренно-кроткие (не безволь-ные!) старцы-молит¬венники. Русские всегда одобряли смирных, сми¬ренных. Еще одна черта - сострадательность, го¬товность помочь дру-гим, способность к самопо¬жертвованию, самоосуждению, раскаянию, даже преувеличению своих слабостей и ошибок. Вели¬кодушие, как го-ворил Достоевский, «русские - люди непрочной ненависти, не умеют долго нена¬видеть». Еще - открытость, прямодушие, несует¬ность, ес-тественная непринужденность, простота в поведении. Широта характе-ра, размах решений, природная талантливость, «широкий, всеоткрытый ум». Отзывчивость, способность все понять, ужив¬чивость, легкость че-ловеческих отношений, когда чужие за минутную встречу могут по-чувствовать себя близкими. Отсутствие погони за внешним жизненным успехом, за богатством, довольство умеренным достатком. Но если цель жизни - не материальный успех, то - в чем она? Современ¬ное заблудившееся человечество не дает вразуми¬тельного ответа, говорит епископ, цели его затума¬нилась, люди все более живут, чтобы лишь просто жить, бессознательно и механически.
4.
В политическом отношении епископ - сто¬ронник каде-тов, выступающих за свободу вероис¬поведаний. Он один из немногих иерархов Цер¬кви, который в уфимской, московской и петрог¬радской печати открыто выступает против Григо¬рия Распутина, предупреждает царя, что тот ввер¬гнет Россию в беду и кровопролитие.
Директор департамента полиции С.П. Белец¬кий в своих показаниях специальной комиссии Временного правительства вспоми-нал, что посто¬янные выступления епископа против Распутина, а также организация им экономически самостоя¬тельных и общественно чрез-вычайно активных приходов в Уфе и ряде сел Уфимской епархии вы-звали резкое раздражение митрополита Питирима и кружка фрейлины императрицы А.А. Вы¬рубовой. «И был поднят вопрос об устранении его от епархиального управления. Вопрос этот не по¬лучил дальнейшего осуществления единственно из-за боязни раскола, который мог бы по-следовать после удаления на покой епископа Андрея, так как святой Синод опасался как публичных выступ¬лений со стороны самого епи-скопа с объяснением причин его ухода, так и поддержки прессы, всегда благожелательно относившейся к деятельности уфимского епископа Андрея».
В 1916 году в Уфе создается Восточно-русское культур-но-просветительское общество, на заседа¬нии епископа избирают пред-седателем. При об¬ществе епископ основывает журнал «Заволжский Ле-тописец».
Об издании журнала позже он так расскажет в своей «Исповеди»: «...с 1916 г. я состоял в Уфе пред¬седателем Восточно-Русского культурно-просвети¬тельного общества. Это общество издава-ло свой жур¬нал «Заволжский летописец». Этот журнал не изме¬нял сво-его направления ни в 17-м году при респуб¬лике Керенского, ни при большевиках в 18-м году, ни при Колчаке в 19-м году. Мы говорили только правду, и эту правду мы говорили нашим читателям всех на-правлений. Мало того, этот журнал и печатал¬ся в 18-м году в больше-вистской типографии».
В воспоминаниях различных людей об этом периоде дея-тельности Ухтомского в Уфе - безгра¬ничное к нему доверие, уваже-ние и любовь. Так, в одной из своих повестей писатель Борис Четве¬риков, уфимец родом, вспоминает о том, как ра¬ди восстановления справедливости епископ Анд¬рей идет даже на нарушение некоторых церков¬ных традиций. Школьный инспектор довел посто¬янными придирками гимназиста до самоубийства; все уфимцы были этим про-исшествием взволнова¬ны, но встал вопрос о том, где хоронить юношу. По церковным правилам самоубийц хоронят толь¬ко за оградой клад-бища. Губернатор отправился к епископу. «Местный архиерей был строгих пра¬вил, у прихожан он пользовался уважением еще и потому, что был из рода князей Ухтомских и при¬нятие духовного сана было связано у него с какой-то личной драмой... - пишет Четвериков. - Ар¬хиерей сочувственно выслушал губернатора. Неве¬рие разъедает на-ше общество... Упадок нравствен¬ности... - сетовал он. - Так как же нам быть, вла¬дыка? - Я бессилен! - развел руками архиерей. - Но... я могу ничего не знать... Представьте, нап¬ример, что я в отъезде... Единственно, могу обе¬щать, что священник, который совершит отпева¬ние, не будет наказан». Гимназиста Алфеева похо¬ронили со всеми це-ремониями, какие полагались».
Знаменательна реакция уфимского земства на обращение к ней епископа с просьбой оказать фи¬нансовую помощь церковнопри-ходским школам. В предыдущие годы земство всегда отказывалось поддерживать эти школы, но призыв владыки Андрея к единению зем-ства с Церковью в деле на¬родного воспитания был расценен как редкое яв¬ление, «едва ни единственное в России со времени введения земст-ва». Фигура епископа «настолько привлекательна и снискала такую глубокую симпа¬тию среди местного общества», что земские деяте¬ли Уфы высказывают радость, что в столь тяжелое время во главе епархии встал по-настоящему нравственный человек, и, надеясь на дальнейшую плодотворную работу с ним, ассигнуют требуемую сум-му. Так же поступают земства Златоустовское, Стерлитамакское и другие.
5.
Как и чем жить простым людям в эпохи соци¬альных ка-тастроф и гибели царств? Как сохранить себя, цельность личности, как уберечь нравствен¬ность семьи, как спастись от бедности и остаться ду-ховно свободным?
Уфимский епископ не только думал и говорил об этом в эпоху развала государственности, но и пы¬тался создать в Уфимской губернии подобие право¬славной республики с приходскими коопера-тивами.
В атмосфере революционного брожения в Уфе еписко-пом Андреем принимаются документы, ко¬торые должны укрепить силу православия в наро¬де. Им утверждается «Устав союза уфимского ду¬ховенства по организации приходской жизни», ко¬торый стал основой деятельности по объединению всех верующих людей. На специальном съезде раз¬работан Устав «Союза Уфимского духовенства нравственной и материальной взаимопомощи», а в апреле 1917 года принят проект «Устава правос¬лавных приходов Уфимской епархии».
«Уфимский проект», как называли его сто¬личные газеты, определял задачи прихода, его юридический статус, внутреннюю структуру, обя¬занности и права его членов, объединившихся с целью «наилучшего устроения религиозно-нравс¬твенной, культурно-просветительной и обществен¬но-экономической жизни». В основе все-го - идеи выборности и свободного волеизъявления. Высшим органом управления приходской жизнью стано¬вится собрание, членами которо-го являются все прихожане, достигшие восемнадцати лет. Собра¬ние обсуждает основные проблемы и избирает по¬дотчетный ему совет, члены которого распределя¬ют между собой обязанности и выбирают предсе¬дателя. Все должности являются выборными.
Уфимский Устав документально оформил на¬кануне ре-волюционных потрясений главные идеи епископа о возрождении пра-вославной жизни. Ус¬тав написан очень просто, доступно, он служит для верующих своего рода руководством к действию - возрождению жизни самостоятельного прихода, где нет классового и национального разграниче¬ния, а есть союз людей, объединенных любовью и делом строительства своей жизни.
Большевистской идеологии, говорит епископ в «Уставе», необходимо противопоставить идею христианского социализма. В то время, когда госу¬дарство разваливается, церковно-общественная жизнь почти прекратилась, «церковь, как храм, интересует только каких-нибудь старушек... сама церковная молитва обратилась теперь только в служение молебнов и панихидок». Восстановление религиозной жизни видится епископу как альтер¬натива разрушительному большевизму.
Голос уфимского епископа в пору катастроф становится все долее трагичен: ждать более невоз¬можно, необходимо немедленно, не откладывая, устраивать приходскую жизнь, уединяться в ней, чтобы спасти остатки веры и нравственности, что¬бы выстоять в эпоху всеоб-щего разрушения. Всем верующим нужно временно обособиться, воз-двиг¬нуть ограду вокруг религиозной общины, и, не до¬пуская растле-вающего воздействия современных событий, устроить местную авто-номию, основу ко¬торой составит нравственное воспитание и самос¬тоятельная хозяйственная жизнь.
Епископ дает конкретные указания: немедлен¬но перепи-сать всех прихожан Уфимской епархии, утвердить местные уставы и организовывать при церквях хозяйственные кооперативы. Священники обязаны возглавить эту работу, а если кто-то из них чувствует свою не-способность к этому, он дол¬жен добровольно сложить свои обязанно-сти и пе¬редать их в руки достойных мирян. В журнале «Заволжский летописец» появляются соответству¬ющие статьи, где разрабатываются вопросы при¬ходского хозяйства, которое должно строиться не столько на добровольных пожертвованиях, сколько на устройстве кооператив-ных коммерческих пред¬приятий, где епископ, ссылаясь на древнюю тра¬дицию, напоминает, что одной из главных задач дьяконов являлось руководство хозяйственной жизнью приходской общины. Церковные приходы в период развала страны, по мысли епископа, дол¬жны стать бастионами, где сохранится и укрепит¬ся здоровое зерно нравственной жизни, чтобы в благоприятный момент дать ростки новому воз¬рождению России.
6.
Февральскую революцию 1917 года епископ при¬ветствовал, видя в ней возможность освобождения Церкви от государ-ственной опеки. Революцию он предвидел, о невозможности существо-вания царского режима в том виде, ка¬ким он являл себя в XX веке, епископ писал задол¬го до 1917 года. В духе славянофилов А. Хомякова и И. Аксакова епископ Андрей оценивал русский царизм не как приви-легию на господство, а как обязанность исполнения тягот управления госу¬дарством, наложенных на семейство Романовых русским народом. Но режим не сумел удержаться на высоте поставленной перед ним не-когда задачи, погряз в беспринципности и безнравственности. Непони-мание экономических и политических ин¬тересов России, игнорирова-ние духовных запросов общества, падение авторитета двора вызвали рево¬люции и гибель режима. «Самодержавие русских царей выроди-лось сначала в самовластие, а потом в явное своевластие, превосхо-дившее все вероятия».
В марте 1917 года епископ отправляется из Уфы в Петро-град, затем - в прифронтовую поло¬су рядом с Двинском и Ригой, в войска, где он слу¬жит и проповедует. Народные настроения произ¬водят на него удручающее впечатление. Он видит всеобщее озлобление, ду-ховную опустошенность людей, признаки наступающей анархии.
Когда епископ возвращается в апреле 1917 го¬да в Петро-град, на вокзале ему встречается носиль¬щик, который говорит, - «Вильгельм послал про¬тив французов и англичан всю армию, а против нас, дураков, одного Ленина в запечатанном ваго¬не». В уфимском журнале «Заволжский летопи¬сец» епископ позднее напишет, что, к со-жалению, носильщик прозрел эту правду ранее министров Временного правительства. «Немцы вместо войск напустили на Россию только од-ного нашего сим¬бирского помещика Ленина, а Ленин окружил себя яв-ными предателями - разными Бронштейна¬ми, хамкесами и нахамке-сами, которые и разру¬шают Россию», - пишет епископ. Большевизм не¬сет гибель России - эту мысль он теперь повторя¬ет в «Заволжском летописце» постоянно.
Страна темна, а человек в ней светится.
Авторитет епископа Андрея среди церковных иерархов растет и его назначают на пост митропо¬лита Петроградского. Но, к полной неожиданнос¬ти высших церковных иерархов, уфимский епис¬коп от высокого поста отказывается и остается в Уфе. Он является сто-ронником выборности духов¬ных лиц, это его принципиальная позиция!
Уже будучи в эмиграции в Париже, знамени¬тый митро-полит Евлогий писал в книге «Путь мо¬ей жизни», что епископ Андрей «прогремел на всю Россию... своей принципиальностью». Среди цер-ковных иерархов многие смотрят на него, как на святого. Вскоре епи-скопа Андрея включают в новый состав Святого Синода.
В посвященной епископу Андрею статье «Епис¬коп-демократ», напечатанной в 1917 году в «Уфим¬ском Вестнике», Н.Н. Брешко-Брешковский приво¬дит слова епископа о том, что после его встречи с А.Ф. Керенским они «нашли общий язык», что между ним «и министром-социалистом создались какие-то общие нити». Ухтомский поддержал курс Временного правительства на продолжение войны. В начале августа он опубликовал «Открытое письмо министру-председателю А.Ф. Керенскому», в кото¬ром писал, что «теперь мы пе-реживаем... сплош¬ное распутинство... Нужна сильнейшая власть! Но эта власть должна быть в руках людей, понимаю¬щих «религиозную психологию народа». Ухтомский предлагал Керенскому идти «прямо в народ и к народу», опираться на «людей беспартийных и непременно верующих», «народность министров и любовь их к родине немедленно почувствуется на¬родом, и Россия будет спасена!».
На московском Государственном Совещании епископ выступил с речью, в которой советовал создать беспартийное «мини-стерство спасения отечества», пообещав, что оно получит благослове¬ние открывающегося в августе Всероссийского церковного Собора, а в сентябре 1917 года он высказался за прекращение любых контактов с го¬сударственными органами Российской Республики, считая, что ими ведется антицерковная политика. Вскоре он был выдвинут от Уфим-ской губернии кандидатом в члены Учредительного Собрания.
Церковную республику, христианский социа¬лизм, кото-рый он исповедует, некоторые столич¬ные газеты называют «церков-ным большевизмом». Епископ же говорит, что не творя зла, не совер-шая насилия, не проливая крови, объединение церковно-приходских советов приведет Россию к миру, благоденствию и гражданскому со-гласию. Как это должно выглядеть на деле? Экономическая основа - церковные кооперативы. Да, такие, как в Уфе.
1 июля 1918 года при Никольской железнодо¬рожной церкви Уфы открывается первый в России церковный кооператив. Епископ Андрей выступает перед прихожанами: «В вашем приходе от-крылся первый кооператив, первый союз взаимопомощи: впервые цер-ковная любовь проявляется в заботе об экономической жизни нуж-дающейся братии. Сегод¬ня мы осуществляем великий завет святых церков¬ных дьяконов, данный церковному обществу: «пещись о сто-лах», то есть заботиться обо всех несчас¬тных и бедных, никогда не по-кидать их, чтобы цер¬ковное общество разрослось в целое древо, в свя-тую семью из всего народа вместе с духовенством».
Именно всего народа, и тогда станет ясной картина рес-публики России. Религиозный приход - это семья, приход объединя-ется с приходом, семья разрастается, заполняет все отечество, в ее две-ри стучится и просит приюта отбившаяся от народа, маловерная и по-тому несчастная интеллигенция.
Начало уже положено в Уфе, за нею - вся Уфимская гу-берния, потом вся Россия покроется семьями церковных кооперативов и огромная стра¬на станет одним приходом-кооперативом-семьей. И то-гда России невозможно будет узнать. Она ста¬нет республикой и по форме, и по содержанию».
В ноябре после Октябрьского переворота епископ Анд-рей писал в «Заволжском летописце»: «Родина наша, весь русский на-род, сбитый с толку, переживает ныне последние недели своего бы¬тия. Кончается одна страница русской истории и начинается страшная дру-гая».
Это событие епископ первое время оценивал как заговор германского Генштаба и призывал бороться с немецко-еврейским заго-вором, орудием которого являлся, по его мнению, большевизм. На за-седании Правления Советов церквей Уфы в декабре 1917 года епископ прямо говорит о себе, как о стороннике отделения церкви от государст-ва.
С первых дней революции он заявляет, что на¬конец поя-вилась возможность избавиться от позо¬ра, гнетущего русское общество на протяжении двух с половиной веков - раскола Церкви. Старо¬обрядчество, считает епископ, явилось следствием самодержавной по-литики начала восемнадцатого века, именно гражданская власть осу-ществляла го¬нения, в которых Православная Церковь не по¬винна. Ны-не, надеется он, забыв старые обиды и разногласия, Церковь должна объединиться. Именно старообрядчество вылечит православие.
Искренность его намерений не вызывает сом¬нений у ста-рообрядцев: «мы знаем уфимского епископа Андрея как искреннего церковника, лю¬бящего старообрядчество, но он одинок среди сво¬их собратий, он, к несчастью, - исключение».
Это так, исключение. Шаги епископа к едине¬нию Церкви подвергаются нападкам, «Москов¬ские ведомости» называют его впав-шим в ересь.
Епископ предупреждает, что началось разру¬шение рус-ской культуры, русского искусства, рус¬ского образования. В «Заволж-ском летописце» он гневно пишет о том, как «...в Москве, в октябре 1918 года русские марксисты, по-русски ничего не видящие далее сво-его носа, разрушали свои наци¬ональные школы, а в это время еврей-ские мар¬ксисты огромными буквами печатали объявления на всех мос-ковских улицах: «Открывается частная еврейская гимназия. Главные предметы обучения: Закон Божий, История еврейского народа».
Но вину епископ предлагает искать прежде всего в себе. Говоря о работе уфимского Восточно-русского культурно-просветительного общества, Ухтомский говорит о том разочаровании, которое ис¬пытывают его члены, сталкиваясь с неумением и нежелани-ем русского народа дорожить своими культурными сокровищами. В этом он видит одну из причин двух русских революций - февральской и октябрьской. В статье «О русской культуре и рус¬ской некультурно-сти» он говорит о двух критериях, по которым измеряется «культур-ность народа». С одной стороны, это количество культурного народ¬ного богатства, а с другой - степень преданности народа своей исто-рии, «заветам родной старины».
«Прилагая эту мерку к русскому народу, как можно оп-ределить его культурность? - спрашивает епископ. - Имеется ли у русского народа в его ис¬тории, искусстве, литературе, поэзии что либо цен¬ное, достойное внимания и охраны? Да - сокрови¬ща русского на-рода в этом отношении великолепны и многочисленны: как древняя русская культура, так и новая чрезвычайно богаты по своему содержа-нию; и поэзия русская, и искусства могут составлять пред¬мет зависти для других народов и племен.
Но культурен ли наш народ в том смысле, что дорожит своими собственными родными духовны¬ми ценностями? В этом отно-шении, к великому со¬жалению, мы должны согласиться с теми, кто приз¬нает многих русских людей глубоко некультурными.
В этом отношении русский народ можно признать каким-то печальным исключением из общего правила: мы плохо знаем свое народное бо¬гатство, многое из него растеряли, и вообще всем своим народным достоянием мало дорожим. И чувашенин, и черемисянин и тем более мусульма¬нин-татарин глубоко проникнуты своим бытом и любят его, - это ближайшие соседи уфимских ве¬ликороссов; а сами великороссы поразительно не дорожат собою и своею жизнью...».
7.
В январе 1918 года епископ Андрей, чтобы лучше понять происходящее, сам приходит в Уфимский Совет рабочих депутатов. Он поражен тем, что увидел.
Как вспоминал он позднее, встретил он насто¬ящих пра-ведников, всецело преданных идее устро¬ения счастья на земле. Но их искренность и само¬отдача благородным идеалам, говорит епископ, со¬четается с приверженностью к жесточайшим мето¬дам их воплощения. Он констатирует: апостолы нового мира ведомы преступной антирус-ской и ан¬типатриотической рукой, но в силах православия вернуть их на путь любви и истинного социализма.
В январе 1918 года на заседании Восточно-русского культурно-просветительского общества епископ, как его председатель, допускает, вопреки протестам многих присутствующих, выступление двух большевиков. Послушав их и задав вопросы, он выносит заклю-чение, что это совершенно русские люди, честно заблуждающиеся и ведомые преступниками. Он выражает уверенность в воз¬можности ис-правления большевиков. В своих про¬поведях и статьях епископ даже признает опреде¬ленную логичность революции, как протеста про¬тив неправды и насилия, но считает, что в револю¬ции слишком велик эле-мент злобы и мести.
Он противопоставляет два типа саморазвития общест-венного человека - эволюционный путь, и путь революционный. Мир природы для него от начала до конца эволюционен, природа человека на том и строится, но в стремлении к бесконечно¬му перераспределе-нию жизненных благ человек революционен. Результаты же револю-ций, в отли¬чие от эволюции, говорит епископ, непредсказуе¬мы во всех смыслах. Любое перераспределение должно непременно закончиться всеобщим сокра¬щением потребностей и нищенством, лишенном прин-ципа разумной экономии. Политика неиз¬менно выдает себя за великое новшество, на са¬мом же деле в революции проявляет себя не столько новизна, сколько древняя эгоистическая страсть борьбы за власть, за материальные блага, которая, в конце концов, ведет к замене одного эгоизма другим, ничуть не лучшим.
В статье «О власти императорской и совет¬ской», опубли-кованной в Уфе в 1918 году, Ухтомский вновь высказывается резко против большеви¬ков. Советская власть, по его мнению, вновь утвер¬ждает деспотизм как форму государственного уп¬равления. Он обвиняет новую власть в том, что она направлена против народа, Церкви и не спо¬собна установить порядок в стране и сохранить целостность Рос-сийского государства. Он выступает против декрета Совета Народных Комиссар об отделении церкви от государства и школы церкви, считая, что этот декрет ограничивает воздействие православия на общество. Наконец, против заключения Брестского мирного договора, ибо рус-ские земли по нему отдаются Германии.
1 июля 1918 года, за несколько дней до ухода 5-ой Крас-ной армии из Уфы, епископ Андрей заявил, выступая в Воскресенском кафедральном с оборе, что «большевизм призывал богатых помочь бедным. И в этом он вполне прав. Единственную ошибку он допустил в том, что средством для достижения этой цели он признал насилие. Но никогда нельзя сделать добра дурными средствами. Если большевизм, хотя и имея хорошую цель, принципиально признав для осуществления дурное средство - насилие, превратился в сплошное злое безобразие».
В Сибири епископ руководил духовенством 3-ей армии А.В. Колчака. Крушение Советов представлялось ему тогда делом вре-мени. В ставке Ухтомский думал о республике, а в чехах видел брать-ев-славян, пришедших чтобы открыть перед Россией новые пути, спа-сти от немецкого порабощения. Своей безрелигиозной антихристиан-ской сущностью большевизм был ему отвратителен, но в политических симпатиях епископ подчас очень наивен - братья-славяне не задумы-ваясь покупают себе право вернуться на родину ценой головы захва-ченного ими адмирала Колчака.
После разгрома колчаковцев в 1920 году Сибирь стала советской, а Ухтомский впервые оказался тюрьме. Как руководитель духовенства колчаковской армии, участник сибирского Поместного Собора, член учрежденного Собором временного Высшего Церковного Управления он взят под стражу. Но вскоре его дело прекращают, само-го его освобожда¬ют и решают «направить в Уфу с тем, чтобы там он находился под надзором самих верующих, которые в случае нарушения им принятых на себя обяза¬тельств будут отвечать, как его соучастни-ки».
8.
С 1920 года до расстрела в Ярославской тюрь¬ме в 1937 году на свободе епископ провел менее трех лет. В справочнике «За Христа пострадавшие. Гонения на Русскую Православную церковь 1917-1956» его биография пестрит словами «аресто¬ван», «осужден», «вызван», «отправлен», «в зак¬лючении», «запрещен», «приговорен». Епископ Андрей постепенно стал казаться сам себе пред¬метом, собст-венностью советской власти, кото¬рым она распоряжается без его ведо-ма, как ве¬щью, перевозя его по своему усмотрению из горо¬да в город, из тюрьмы в тюрьму, из камеры в ка¬меру. А власти все собирают, все копят на епис¬копа бумаги, подшивая их в толстые тома, созда¬вая соб-рание сочинений проступков епископа Андрея Ухтомского.
Уфимские чекисты епископа давно ждут. Мер¬знут у церквей и возле женского монастыря секретные сотрудник: им прихо-дится выстаивать и утрени и обедни, на улицах - вглядываться в каж¬дое бородатое лицо. Некоторым он уже начинает мерещиться. Так, не-коему осведомителю Смелову показалось, что епископ Андрей со сто-роны улицы Большой Ильинской (ныне ул. Фрунзе) «проходил по на-правлению Старой Уфы». Куда проходил? Предположение: епископ скрывается в Благове¬щенском женском монастыре на Усольской горе. Агентура под видом странствующих иноков засы¬лается туда немед-ленно, но безуспешно. Пораз¬мыслив, инструктор «бюро разведки» со-общает за¬ведующему оперативным отделом Уфимского губчека, что осведомитель Смелов обознался, так как не знает епископа в лицо, а по его сведениям епископ находится в городе Омске, откуда в Уфу еще не выезжал.
Сведения он сообщает верные - несмотря на то, что де-ло епископа прекращено, Омское губчека в марте 1921 года вновь за-ключило его в каземат.
Из Москвы в Уфимское губчека идут телег¬раммы: «Уфимский епископ Андрей зпт князь УХ¬ТОМСКИЙ зпт назначен Тихо-ном членом синода зпт примите меры собирание обвинительного мате-ри¬ала о его работе Колчаком зпт которых пустите в разработку тчк». На документе стоит резолюция председателя Уфимского губчека Гал-кина: «...Ма¬териал собрать в кратчайший срок вполне исчер¬пывающий личность Андрея как сподвижника Колчака». Вскоре Галкин сообщает московским че¬кистам: «Согласно постановления Президиума Уфгуб-чека препровождается Вам дело об Уфимском епископе Андрее на рас-поряжение». Вслед за бу¬магами в Москву под конвоем отправляют и само¬го епископа.
Формально он был арестован в феврале 1922 года за про-изнесение проповеди, в которой призы¬вал крестьян организовываться в крестьянские со¬юзы. Небольшая атеистическая брошюрка, вышед¬шая в Уфе в шестидесятые годы рассказывает об обстоятельствах ареста епи-скопа.
«Годы ничему не научили матерого врага Со¬ветской вла-сти. Вернувшись в Уфу, Ухтомский пы¬тается каждую церковь превра-тить в оплот контр¬революции. Уфимские чекисты пристально наблю¬дали за деятельностью епископа. Они собрали пол¬новесный материал о его антисоветских выступле¬ниях, о том, что он - глава, вокруг кото-рого со¬бираются все недруги Советской власти.
Становилось ясно: арест Ухтомского неизбе¬жен. Получе-на телеграмма из Москвы: «Проведи¬те тщательную операцию с аре-стом епископа Анд¬рея князя Ухтомского». В кабинете собираются все оперативные работники Губчека. Был тщатель¬но разработан план опе-рации. Исходили из того, что вечером на квартире епископа соберутся мно¬гие из высоких духовных лиц, наиболее влиятель¬ные из бывших купцов, торговцев...
Вечером все участники операции заняли свои места во-круг резиденции епископа. Наблюдают, как сюда прибывают все новые и новые гости. На¬чальник отдела И.В. Полянский с группой чекис¬тов входит в зал. За длинным столом со всякой снедью и питьем внуши-тельное общество. Чекис¬ты просят всех остаться на местах. Предъяв-ляют ордер на арест и обыск... Епископ встал из-за сто¬ла последним. А через несколько дней Ухтомский под охраной уфимских чекистов был доставлен в Москву».
В ожидании суда епископ находится в Бутыр¬ской тюрьме семь месяцев. У него высокая темпе¬ратура, кашель, но в больницу его не помещают Дело епископа изучают два следователя сразу -Тагальницкий и Ильин. Московским революционным трибуналом в августе 1922 года он освобождается без суда «за недостатком улик».
В то время, пока епископ сидел в Бутырке, Московского Патриарха держали в трибунале, а в дни, когда епископ Андрей выхо-дит на свободу, в окрестностях Петрограда расстреливают митрополи-та Вениамина (Казанского) и трех его сподвижников. В 1922 году уби-ты сотни священнослужителей. Почему же уфимского епископа оста-вили в живых?
Церковные историки на этот вопрос отвечают так. Сле-дователи ЧК, хорошо осведомленные о не¬зависимости епископа Анд-рея во многих вопросах церковной жизни, о степени его влияния, «при¬держивают» его как очень сильную фигуру в шах¬матной игре против Церкви. Кто еще, кроме епископа Андрея, может писать Патриарху и ука¬зывать ему на ошибки? Значит можно двинуть, к примеру, знамени-того уфимского епископа против Патриарха или поставить его во главе еще одного церковного направления. Потому что, чем больше будет ответвлений в православии, тем скорее оно испустит дух.
Так, или приблизительно так рассуждают на Лубянке мастера комбинационной игры. Не учи¬тывают они лишь того, что столкнулись с челове¬ком, для которого мысль об измене Христу недо¬пустима. Что-то в результате не срабатывает, и в феврале 1923 года епископа отправляют в ссылку в Туркестан. За три года ссылки он уви-дит Ташкент, Педжент, Ашхабад. Проходя по пыльным улицам конво-ем или из окна тюремной камеры.
Патриарх московский Тихон считает уфим¬ского еписко-па величайшим церковным подвиж¬ником и предоставляет ему право избирать канди¬датов для возведения в сан епископа и устраивать их тайные посвящения-хиротонии. В 1922-1928 годах епископ Андрей яв-но и тайно поставит ряд архиереев. Так, будучи в Ташкенте, он постриг в монахи с именем Лука знаменитого хирурга Войно-Ясенецкого и вскоре отправил его в таджик¬ский городок Педжикент к двум жившим там ссыльным архиереям с тем, чтобы они хиротони¬сали Луку во епи-скопа.
Оказавшись во время ссылки в тюрьме, он тайно отправ-ляет в 1924 году письмо Патриарху Тихону.
«Ваше Святейшество! ...Ваш арест в свое вре¬мя напол-нил сердца верующих тревожною скор¬бью в тягчайший период исто-рии Русской Церкви, оставшейся без какого бы то ни было руководс¬тва. Год тому назад вы были освобождены. Вы сознались в своих ошибках против Соввласти. И верующие напряженно стали ждать от вас, главы Церкви, активной деятельности по определенной про-грамме и без повторения ошибок. «Живая цер¬ковь» разлагает совесть народную, возбуждая раз¬дражение масс на религиозной почве. Сотни пас¬тырей по явно ложным доносам, по явной клеве¬те арестованы, остались верны своему долгу и томятся в ссылках и тюрьмах. Что же сделали вы, Ваше Святейшество, для оздоровления церков¬ной жизни? Общий голос и епископов и мирян: за год не сделано ничего.
Вы окружаете себя архиереями, неизвестными даже для их собственной паствы; вы по-прежнему не знаете никакой програм-мы устроения церковно-общественной жизни; и по-прежнему вся ва-ша дея¬тельность выливается в торжественное богослуже¬ние. Но, Ваше Святейшество, те розы, которыми усыпают ваш путь москов-ские богомольцы, не мо¬гут считаться признаком торжества право-славия и нисколько не успокаивают народной совести...
Святейший владыка, умоляю вас, скажите твердо, что нужно кому делать и благословите всех на устроение, доброй народ-ной жизни. Благос¬ловите жить радостно во славу Божию, а не толь-ко умирать неизвестно по-чьему капризу...
Грешный епископ Андрей, Уфимский по избра¬нию и Том-ский по распоряжению Вашего Святейшества.
7-я камера, Туркестан, ГПУ».
Тюрьма и ссылка его не меняют. Его идеализм - хри-стианский, а, еще со времен первохристиан тюремные стены такому идеализму не страшны.
Вину официальной православной Церкви пе¬ред старооб-рядцами он чувствовал всегда, не раз об этом говорил и писал. Летом 1925 года в Аш¬хабаде в молитвенном доме старообрядческой об¬щины епископ Андрей, не отказываясь от канони¬ческого православия, принял миропомазание от старообрядцев, став, таким образом, «православ¬ным старообрядцем». Это был не шаг отказа или «перехода» из одной церк-ви в другую, а шаг к объединению двух русских церквей, совершенно естественный для его духовных исканий. Оставаясь православным епи-скопом, он стал епископом и для старообрядцев.
9.
В конце 1926 года епископ Андрей возвраща¬ется в Уфу. С радостью и любовью встречают его верующие. Некоторые же свя-щеннослужители от¬носятся к епископу враждебно, поверив справед¬ливости слов митрополита Сергия Страгородского, утверждавшего, что их епископ за общение со ста¬рообрядцами подвергнут патриархом за-прещению. На вопросы о новых уфимских епископах, поставленных по рекомендации городских властей, епископ Андрей отвечает так: «...среди них име¬ются люди святые, имеются и люди просто недос¬тойные - пьяницы, прелюбодеи (да, такие име¬ются и носят сан епи-скопов); имеются среди епископов мелкие политиканы, пытающиеся слу¬жить Богу и мамоне».
За епископом Андреем устанавливается посто¬янная слежка. Приведем содержание одного из многочисленных рапортов со-трудника - «топтуна» Уфимского губчека. Орфография и пунктуация полностью сохранены.
«Инструктора бура разветка от ст. сотрудника Гофмана.
Рапарт
Двожу до васы сведения вами меня была зада¬на выесншт Архерыа епископ андрыя въ церква Сва¬тая Богородице и церков пет-ровскаи такой не ока¬зался наблюдал па церквам з 9 часов до 12 часов».
Как прокомментировать этот «рапарт» ? - мозг сам по себе не выделяет мысли, как печень желчь.
Из дневника шестнадцатилетней девушки, жительницы Северной слободы мы узнаем о пер¬вых днях пребывания епископа Ан-дрея в Уфе пос¬ле ссылки, об отношении к нему горожан, а так¬же неко-торых священников, «поставленных» горсоветом: «Народ ищет его и благоговеет перед ним и все прихожане разных церквей зовут его к се-бе, а духовенство его не приглашает. Много слухов - не знаю чему верить. Говорят, что когда он при¬шел в церковь как простой прихожа-нин, священ¬ник вышел из церкви... Конечно, утверждать нель¬зя, ничего не известно, но мне кажется, что епис¬коп Андрей не виновен и с удо-вольствием будет служить в любой церкви, если его пригласят, - но он войдет только миром. Ему приходилось уже два раза служить в про-стом доме, но, так как стекает¬ся слишком много народа, служить так теперь сов¬сем невозможно... Много слухов, догадок, рассуж¬дений, и где правда, неизвестно. И до сих пор не¬известно, почему Иоанн и вос-питанник епископа Андрея отец Николай Буткин уже трое суток не идут к епископу Андрею с приветствием. Он так долго страдал в тюрь-ме, так давно не был в Уфе, неужели он не заслужил уважения?!».
Ухтомский поселился в Северной слободе, в рабочем квартале неподалеку от железнодорож¬ных мастерских в доме под но-мером 64 на улице Самарской около Симеоновской церкви. «Было ка-кое-то страшное паломничество, - вспоминает одна из жительниц Се-верной слободы, - весь го¬род волновался, и к нему в течение многих дней выстраивались огромные очереди. И я пошла к не¬му... Потом он служил в Симеоновской церкви и служил так, что мы будто бы возно-сились в небо и не хотели опускаться!».
Москва хорошо осведомлена о развитии ситуа¬ции в Уфе, оживления религиозной жизни нельзя допустить, и вскоре епископа вызывают в столицу.
В День Святого Духа 13 июня 1927 года епис¬коп Андрей в последний раз в Уфе отслужил обед¬ню в Симеоновской церкви и от-правился на вок¬зал. Провожали его тысячи людей. Железнодорож¬ное начальство специально в этот день подняло це¬ны на перронные билеты с 10 копеек до 1 рубля, но и все платформы, и привокзальная площадь были заполнены уфимцами, прощающимися с люби¬мым человеком.
10.
Он давно уже стал власти поперек горла с его мечтами о христианской организации общества. Через несколько дней после по-явления в Москве его допрашивают на Лубянке.
Из материалов следствия: «В последнее время по всему Союзу начали распространяться в боль¬шом количестве экземпляров переписанные на ма¬шинке и писаные от руки письма «О церковной общественности» епископа Андрея Ухтомского. В этих письмах Ух-томский говорит о крахе социа¬лизма, о свободе без равенства и равен-стве без братства. О необходимости возвращения для Святой Руси к тем общественным порядкам, которые были заведены дедами и праде-дами. Что ломать эти порядки - безумно; что новая общественность и государственность, завезенная из Германии, для русского народа ги-бельна. Безбожная власть иного и не могла создать, по его мнению. Русский народ сам должен спасти себя. Для этой цели он должен объе-диниться без различия классов и сословий вок¬руг церковно-приходских советов».
Из протокола допроса епископа Андрея.
«Вопрос: Вы выпускаете какие-нибудь письма принципи-ального идеологического характера?
Ответ: Да, мною выпущены четыре серии пи¬сем такого характера. Каждая серия состоит из 10 писем. Содержание серий следующее: письма о нравственном значении догматов; письма о ста¬рообрядчестве; письма о церковно-общественной жизни; письма о церковном обновлении.
Вопрос: Сколько вы имеете разделяющих ва¬ши убежде-ния церковных общин и где именно ?
Ответ: В городе Уфе у меня четыре общины зарегист-рированы. Затем есть общины близ Уфы, около десяти. И есть общи-на в селе Абдушня Са¬марской губернии. Последняя недавно выразила желание присоединиться ко мне и меня лично еще не знает.
Вопрос: А письма эти, не разрешенные к изда¬нию, кус-тарным порядком вами распространялись?
Ответ: На вопрос аналогичный в местном Уфимском ОГПУ я уже отвечал. Могу его повто¬рить и здесь. Я не желаю прибе-гать к помощи ка¬ких-либо агентов, а для их распространения ис¬пользовал безработных, которые получали воз¬награждение за пере-писку. Переписка велась от руки.
Вопрос: У меня есть письмо, на котором зна¬чится ваше имя, относящееся - как это видно из надписи - к циклу о церковной общественности. Это действительно письмо ваше, из того цикла, который на нем указан?
Ответ: Вероятно, мое. А там ведь могу и не упомнить.
(Зачитываются отделы письма: О правосла¬вии в книге и право-славии в жизни. Содержание церковной жизни и ее разрушение. О сво-боде без равенства и о равенстве без братства. О деятель¬ном брат-стве и о новом катехизисе. О литургии как республике. О церковных символах и смысле их. Не трудящийся да не ест. О правде, труде, о приходском производительном кооперативе).
Вопрос: Это ваше письмо?
Ответ: Я почти не сомневаюсь, что это мое, но не от-вечаю за опечатки и описки. Хотел бы пробежать его и подписать, если оно мое. ...Да, это мое. Могу подписать.
(Письмо подписывается)».
Кем были люди, переписывающие и распространяющие письма епископа?
Среди них - молодые девушки из так называ¬емого сест-ричества при Симеоновской церкви. За счет продажи переписанных от руки проповедей епископа при церкви была организована столовая для неимущих.
Назовем лишь несколько имен, которые стали сегодня известны благодаря стараниями уфимцев протоерея Валерия Мохова и церковного историка Нины Зиминой. Это жители Северной слободы Ольга Якина, Нина Филонова, Нелли Соловьева, Ольга Антипина, Ню-ра Васильева. За переписку работ епископа все они были в конце два-дцатых годов сосланы в Казань и Среднюю Азию на раз¬личные сроки. На допросах ни одна из них не от¬казалась от верности епископу Анд-рею и от своих убеждений.
Из показаний Ольги Якиной: «На поставлен¬ный вопрос - намерена ли Якина продолжать настоящую деятельность в случае, если на сей раз не будет привлечена к судебной ответственности, пока-зала, что она этой деятельности не прекратит никогда, наоборот, будет стремиться развивать та¬ковую еще более интенсивно».
Этими девушками были сделаны сотни копий статей, по-сланий и проповедей епископа Андрея, которые распространялись сре-ди уфимцев и его последователей в Москве, Новосибирской области, Барнауле, Томске, Пензенской, Ульяновской, Там¬бовской губерниях. В судебных делах сохранились школьные тетради и просто сшитые лис-ты, напи¬санные чернилами или карандашом. Здесь есть и отдельные проповеди, например, «О покаянии и посте» или «Слово на день Пяти-десятницы», есть статьи по вопросам устроения жизни православ¬ных людей в условиях большевицкого режима - «Об истинно-церковной жизни и о подделках ее», «О формах жизни и ее содержании», «О мо-дерни¬зированной церкви или о сергиевском «правосла¬вии», «Письма о церковно-общественной жизни» и другие. За каждую из таких тетрадок перепис¬чикам давали срок.
Помимо сотен рядовых верующих, за связь с епископом Андреем были привлечены к уголовной ответственности известные епископы Вениамин (Троицкий), Аввакум (Боровков), Руфим (Брехов), монахи Августин (Гулин), Неофит (Николай Куликов), священники Тимофей Стрелков, Михаил Попов, Петр Конфеткин, Иван Канафьев, Николай Боголюбов и другие. Все они были подвергнуты преследова-ниям за распространение рукописей, переписку или просто поддержа-ние дружеских братских отношений с епископом Андреем.
Уфимские чекисты называли храм Симеона Верхотур-ского «андреевским гнездом». Церковь эта стояла в Северной слободе - рабочем районе, где влияние епископа Андрея было очень сильно. Пос¬ле его ареста здесь служили его преемники. Из тюрьмы от епископа к уфимской пастве прорыва¬лись время от времени письма и наставле-ния, кото¬рые мгновенно переписывались и становились из¬вестны поч-ти всему городу. Маленькую Симеоновскую церковь властям никак не удавалось закрыть.
В декабре 1928 года центральные газеты Баш¬кирии со-общили о скорой ликвидации храма. Вся Уфа поднялась на его защиту. Больше ста человек дежурили у церкви, заявив, «умрем, а закрыть не дадим!» В январе следующего года толпа до пяти¬сот человек, требуя оставить церковь в покое, дви¬нулась от Симеоновской церкви вверх по улице Ленина к зданию Горсовета на углу Ленина и Сталина. В эти дни вся церковь держала пост, как это было принято на Руси в дни народ-ных бедствий. Три дня подряд сюда стекались люди со всей Уфимской епархии и церковь удалось отстоять.
Похожая ситуация сложилась в октябре 1931 года после выхода специального постановления Башкирского Центрального ис-полнительного коми¬тета «О ликвидации Симеоновской церкви г. Уфы». Власти и тогда не посмели тронуть храм. И лишь после выхода в июне 1932 года в Москве поста¬новления Президиума ВЦИК с помо-щью местной милиции и солдат железнодорожных войск Симеонов-ский храм смогли закрыть.
Ни один из храмов Уфимской епархии люди не защища-ли так яростно, как Симеоновский. «Андреевская паства» была как ни-где крепка.
11.
Между тем, в Кзыл-Орде, в ссылке ГПУ следит за каж-дым его шагом. В октябре 1928 года епис¬копа арестовывают «за напи-сание и распростране¬ние брошюр антисоветского содержания». Какие же антисоветские брошюры сочинял епископ в азиатской глуши? Вот их названия: «Письмо к уфимцам», «Письма в защиту Церкви Христо-вой», «О радостях митрополита Сергия» и другие.
Епископ Андрей еще надеется, что власти в конце концов поймут бесплодность любых челове¬ческих усилий, не одухотворенных нравственными идеалами. «Я сам признаю коммунизм идеалом боже-ственной жизни, - пишет епископ. - Ком¬мунизм я оправдываю идео-логически историей христианства. Эта мысль заключается как основ¬ная в моих письмах о защите Христовой Церкви. Но обоснование ком-мунизма на безбожии - это для меня представляется самою яркою ошибкою, которая совершенно очевидна в нашей повседнев¬ной жизни, когда верующие совслужащие поти¬хоньку от власти бегают в церковь, потихоньку крестят своих детей, потихоньку соввласть обкра¬дывают и всячески потихоньку ее обманывают. Это великая ложь нашего време-ни...»
В Кзыл-Орде епископа ненадолго освобождают, затем вновь арестовывают и отправляют в Ярославский политизолятор. Здесь в камере-одиночке он просидел три года.
Газет в политизолятор не приносят, но в феврале 1930 года делают исключение - в «Известиях» появилось интервью с ми-трополитом Сергием (Страгородским). В нем он пишет, что гонений на религию со стороны большевиков никогда не было, что архиепископ Кентерберийский, утверждающий о преследовании в СССР по религи-озным убежде¬ниям, как и римский папа, отвратительно лгут.
Поэтому, когда в октябре 1931 года епископ Андрей вы-ходит на волю и приезжает в Москву, он идет молиться в старообряд-ческий храм Рогожской слободы. Верующая старообрядка подходит к нему в церкви под благословение, что для строгих в церков¬ных делах старообрядцев значит - его признали сво¬им. Но в апреле следующего года он вновь арестован и приговорен к ссылке в Казахстан на три го-да.
В письме, написанном в 1933 году председателю совнар-кому В. Молотову, епископ призывает главу правительства дать воз-можность собрать цер¬ковный Собор, целью которого будет нравствен¬ная оценка социализма. Лучший образец республики епископ видит в коммуне духа, указанной са¬мой историей христианской Церкви. Оппо-ненты из высшего духовенства приходят в отчаяние от толкования и перевода епископом Андреем слова «литургия» - в переводе с грече-ского оно означа¬ет буквально «республика», следовательно, это сло¬во совсем не так богопротивно и не так страшно.
Христианские догматы для него - не отвлеченные фор-мы схоластики, а практически необходимые обоснования разумной че-ловеческой жизни. Церковь для епископа Андрея - это само христи-ански настроенное общество, а не одни только архиереи, уверяющие, что они и есть вместилище истины. Церковь - общество чистых со¬вестью и объединенных любовью людей, ищущих истины. Личная соб-ственность? Истинный хрис¬тианин не знает слова «мое», он ищет воз-можности все свое сделать общецерковным, а если так, то злоупотреб-ляющий своей собственностью во вред ближним становится чуждым церковному общес¬тву и из него исключается.
В «Исповеди» епископа Андрея следователь красным ка-рандашом отметил все рассуждения о древнерусской культуре как ос-нове ее государственного мировоззрения, а там, где епископ пишет о патриотизме, следователь ставит красный знак вопроса. «Да, право-славная Русь бывала и ве¬ликою грешницею, бывала часто в судах не-правдою черна, но православная Русь никогда зло не называла добром, никогда не поклонялась злу и никогда не переставала бороться со злом, - пишет епископ. - Я патриот не механический, не в силу своего русского происхождения, я патриот сознательный и люблю свое Оте-чество не зоологической любовью, а на основании нравственных прин-ципов... Несчастно сердце, не любившее смолоду; одинаково несчастно разбитое сердце, полюбившее то, что недостойно любви. Я могу ска-зать, что я счастлив. Я любил и люблю то, что воистину дос¬тойно люб-ви, что я не только люблю, но и уважаю.
Итак, я люблю Россию и ее культуру. Из это¬го ясно, чего в истории России я не люблю. Я не люблю всего петербургско-императорского периода русской истории. Я не люблю того огромного насилия над русской душой и вообще над русской землею, которым характеризуется весь этот пери¬од в двести с лишним лет. Какой-то ис-торик ска¬зал, что император Петр вывихнул голову всей России и что она после него так и осталась с вывих¬нутой головою. Это очень верно. С начала XVIII ве¬ка русские думают чужою головою, и это жестоко вредит русской жизни, даже извращает эту жизнь, извращает русскую культуру».
12.
О последних днях заточения епископа в Ярославском по-литизоляторе нам известно из донесений тюремных надзирателей.
«Когда он (епископ Андрей - С.С.) сидел в камере 138 и увидел проходящего по коридору заключенного Пепеляева, то в убор-ной во время оправки рассказывал Серебрянникову, что во время граж-данской войны он, Ухтомский, и другие, собирали средства для армии Пепеляева и поддерживали его...
На прогулках в праздники как рождество и пасха он об-ращался ко всем с поздравлением и призывал всех заключенных празд-новать великие праздники.
Настоящим доношу... когда я заполнял на его карточку формуляр в дежурке, он притворился больным, подвинулся к столу ближе, и говорит: будьте добры сказать, где поп Ладоха, куда он от-был, я ответил, что это не относится к заполнению Вашей карточки, и тогда он стал молиться».
Поразительно по горькому чувству одно из последних писем епископа Андрея своей сестре Марии, так и не полученное ею - его подшили к делу епископа.
«Да не хорони ты меня заживо! Меня хоронила Екатери-на Петровна, хоронила Лидия, хоронили еще многие... (родственники и знакомые епископа - С.С.). Все они поголовно советовали мне «быть осторожнее»...
То есть, если бы я залез под койку и вылезал оттуда для того, чтобы кушать и отправлять естественные потребности, то это и был бы верх счастья и удовольствия для их любящих сердец...
Так бы эти любящие сердца меня и похоронили, если бы не нашлись истинно христианские сердца, - которые предпочли мои страдания моей смерти заживо».
Синенко С.Г.,
кандидат филологических наук, Уфа
|
|
