|
1. Западнический стереотип о политической философии славянофилов
Политические воззрения Константина Сергеевича Аксакова, равно как и всех остальных ранних славянофилов, до сих пор в достаточной степени не отрефлексированы историками русской философии, и более того, мало известны широким кругам общественности в их истинном неискаженном виде. Вплоть до Серебряного века соответствующие взгляды славянофилов, как правило, достигали широкой общественности в изложении их оппонентов - западников, которые в пылу полемики, конечно, не были вполне объективными и представляли политическое учение славянофилов как проповедь банального консерватизма и монархизма. Западники не желали вдаваться в нюансы политической философии славянофильства и потому не показывали, а зачастую и не осознавали существенных отличий славянофильского понимания самодержавия, от официальной доктрины «самодержавия-православия-народности». Через призму таких западнических стереотипов судили и судят о славянофилах и потомки, вплоть до наших современников. Для того, чтобы понять, почему так вышло, мы должны избавиться от устойчивого, но глубоко ложного представления о взаимоотношениях западничества и славянофильства, с одной стороны, и русской власти времен николаевской реакции - с другой. Слишком долго наследники западничества, каковыми были идеологи коммунистической партии (не будем забывать, что коммунизм - европейская идеология, и первые марксисты в России позиционировали себя именно как западники, резко критикуя народников) представляли эту ситуацию упрощенно, будто бы первые западники (Белинский, Герцен, Станкевич, Грановский) были гонимы царским правительством, будучи его непримиримыми врагами, тогда как первые славянофилы были якобы сервильными, ортодоксально-реакционными мыслителями, если не обласканными монархией Романовых, то хотя бы встречавшими с ее стороны лишь одобрение.
В действительности же, как ни парадоксально, все обстояло совершенно противоположным образом. Западники (Белинский, Грановский, Кавелин, Станкевич) были, в общем-то, обойдены гневом правительства, более или менее свободно дискутировали в своих кружках, печатались в журналах (скажем, в «Современнике», который был трибуной Белинского) и пусть эзоповым языком, но пропагандировали свои мысли широкой общественности. Объявленный сумасшедшим Чаадаев, как прекрасно показал В.В. Кожинов в книге «Победы и беды России», собственно, никаким западником не был, в его трудах было очень много от глубинного русского патриотизма, понимания самобытности России, а публикация лишь одного письма, оторванного от всей серии философических писем, привела к неправильному пониманию мыслей Чаадаева. На самом деле среди западников более или менее пострадал от политических репрессий лишь Герцен, однако ему после ссылки разрешено было вернуться в Петербург. Несмотря на неблагонадежность, он открыто занимался литературной деятельностью и по собственному желанию выехал за границу (откуда, правда, не смог вернуться). Все остальные западники - Грановский, Кавелин - были вполне респектабельными деятелями, сделавшими неплохие научные и политические карьеры. И даже «неистовый Виссарион» (В.Г. Белинский), дошедший к концу жизни почти до социализма и атеизма, беспрепятственно пропагандировал свои взгляды через популярные легальные журналы и при всем радикализме ни разу не подвергся аресту в самые суровые николаевские времена. Судьба славянофилов была куда сложнее.
Славянофилы открыто заявляли о своей принципиальной лояльности правительству. Так, К. Аксаков не скрывал своей поддержки манифеста Николая I, в котором содержалось осуждение европейской революции 1848 года как плода отхода от христианства западных народов. Но несмотря на это, вожди славянофилов состояли под полицейским надзором, их журналы запрещались цензурой (в 1853 году был запрещен «Московский сборник», подверглась запрету также «Русская беседа», газета «Молва» была закрыта после публикации в ней статьи К. Аксакова «Публика-народ», которая вызвала обвинения в адрес Аксакова в том, что он якобы разжигает вражду между высшим и низшим сословиями), а в разрешенных изданиях цензура уродовала статьи до неузнаваемости. Во многом из-за этих запретов и урезок славянофилы и не смогли донести свои идеи до общественности в адекватном изложении, тогда как изложение их западниками беспрепятственно распространялось через популярнейшие журналы вроде «Современника». Ю. Самарин и И.Аксаков подвергались даже аресту по обвинению в политической неблагонадежности (за «Письма из Риги» Самарина). Причем, Самарина допрашивал лично царь Николай I и упрекал его такими словами: «Ты пустил в народ опасную мысль, что русские цари со времен Петра Великого действовали только по внушению и под влиянием немцев. Если эта мысль пройдет в народ, она произведет ужасные бедствия». После этого не покажется странным признание славянофилов, что власти воспринимали их движение как оппозиционную опасную партию, возникшую в Москве и противопоставляющую себя петербургскому правительству (как писал Самарин в 1844 году Хомякову и Аксакову из Петербурга) .
Необходимо еще добавить, что славянофилы не имели почти никакого влияния в обществе. Среди них не было высокопоставленных государственных деятелей, профессоров университетов, популярных журналистов, они, в большинстве своем, были помещиками, проводившими большую часть времени в своих именьях. Их воспринимали как чудаков (притчей во языцех стало переодевание К. Аксакова в крестьянский костюм), их мало читали, еще меньше понимали. И. Аксаков при выходе первого тома посмертного собрания сочинений К. Аксакова (1861 год) писал: "Тут найдете вы догматику нашего учения, но современное общество не в состоянии понять и оценить ее вполне: она принадлежит будущему". Как свидетельствует Александр Каплин, о слабом влиянии идей Аксакова говорит тот факт, что его сочинений вышло всего три тома (второй том - через 14 лет, третий же том - аж в 1880 году) мизерным тиражом, тогда как двенадцатитомные сочинения западника Белинского начали печататься прекрасным тиражом уже в 1859 году . И что после этого скажешь о мифе марксистской пропаганды о «притеснениях западников» в царской России?
Думается, не стоит удивляться такому положению вещей. Не говоря уже о том, что славянофилы, действительно, жестко критиковали власть (например, за крепостное право, которое они считали страшным позором России), не будем забывать, что, начиная с Петра Великого, власть в России была также западнической, мыслящей в терминах западного мировоззрения и культуры. Западническую революционную интеллигенцию и дворянско-чиновничий аппарат романовской империи с одинаковым правом следует считать наследниками Петра, совмещавшего в одном лице фигуру царя и фигуру революционера (так что интеллигенты - от Радищева до Ленина следовали Петру-революционеру, а чиновники - от Бенкендорфа до Столыпина - Петру-царю). Итак, сановники послепетровской, проевропейской Империи могли не соглашаться с Белинским или Герценом, но они, во всяком случае, понимали их, говорили с ними на одном и том же языке. Тогда как славянофилы с их призывом вернуться на исконный русский путь развития были для них непонятными и странными чудаками, уже от одного этого подозрительными и опасными...
2. Переоценка политической философии славянофилов мыслителями Серебряного века
Лишь в Серебряном веке Гершензоном, Бердяевым и др. стал развеиваться миф о реакционном государственничестве и банальном монархизме ранних славянофилов и, в частности, К.С. Аксакова . Н.Бердяев в своей биографии Хомякова писал о старых славянофилах: «Это либеральные славянофилы, активно бравшие под свою защиту всякие свободы, но верные истине православия и историческому укладу русской государственности... Славянофилы освобождали крестьян с землей, боролись за свободу совести и свободу слова, обличали язвы нашего церковного строя и неправильного его отношения к государству...» .
Н.О. Лосский в «Истории русской философии» также писал: «Изучение философских и политических теорий славянофилов старшего поколения ... показывает насколько несправедливо обвинять их, как это часто делается в принадлежности к политической реакции. Все они были убежденными демократами и считали, что славяне, в частности, русские, особенно способны к претворению в жизнь демократических принципов (курсив мой - Р.В.)». «Правда - оговаривается сразу Лосский - славянофилы защищали самодержавие и не придавали большого значения делу политической свободы» . Современные же исследователи позволяют себе говорить даже об элементах не какой-нибудь, а либеральной демократии у К. Аксакова: «В своей попытке создать для старой системы новую идеоло¬гию Аксаков соединяет вещи, казалось бы несоединимые; либерально-демократические идеи с абсолютистской монархией...» . Трактовка ранних славянофилов как своеобразных либералов и демократов все прочнее входит в современную популярную литературу, публицистику, так как она импонирует определенным политическим кругам современности, желающим придать авторитетность традиции русского либерализма за счет сближения ее с таким выдающимся явлением русской мысли как славянофильство. Однако даже первое знакомство со взглядами К.С. Аксакова показывает, что термины «демократия» и уж тем более «либерализм» так же мало применимы к нему, как и характеристики официозного реакционера и ортодокса . Перед нами заранее обреченная на неуспех попытка применить термин западной мысли к своеобразной, в корне отличной от западного мировоззрения политической теории.
3. Политические воззрения К.С. Аксакова
Действительно, в произведениях К.С. Аксакова нетрудно найти места, где высказываются требования всевозможных свобод, как то: свободы слова, печати, собраний, а также отмены цензуры, крепостного права, вообще законов, ограничивающих действия крестьянского «мира». Например, в «Записке о внутреннем положении России» К.С. Аксаков гневно восклицает: «Правительство не может при всей своей неограниченности, добиться правды и честности; без свободы общественного мнения это и невозможно» . Там же Аксаков требует, чтобы народу была предоставлена «полная свобода жизни внешней и внутренней, которую охраняет правительство» , а в «Дополнениях» еще раз повторяет: «Свобода слова необходима. Земский собор нужен и полезен» . Аксаков вообще выступает за минимизацию роли государства исключительно до функций военной охраны от внешнего врага. Государство, по Аксакову, не может вмешиваться в жизнь общества («земли») хотя бы в силу того, что государство есть не более чем мертвая машина - аппарат чиновников , который своим механистическим духом разрушает любую жизнь при одном прикосновение к ней.
Более того, К.С. Аксаков в своих политических статьях и проектах выступает как убежденный сторонник норманнской теории, которая приобретает у него характер своего рода политологического и культурологического аргумента, призванного доказать особенность России как подлинно христианской цивилизации, в сравнении с погрязшим в безбожии и насилии Западом. Аксаков пишет: «... В отличие от европейских государств, русское государство основано не завоеванием, но добровольным призванием власти...» . По Аксакову, государственная власть в Россию «явилась как званый гость по воле и убеждению народа» . Даже пресловутое самодержавие Аксакова, как и других славянофилов, есть своего рода «народное самодержавие», потому что царь здесь видится лишь как воплощение духа народного. Царь един с народом и в годину грозных испытаний обращается к нему напрямую, минуя чиновничий аппарат, например, посредством Земских соборов, на которых, по замечанию Аксакова, государство как бы упраздняется, все предстают перед лицом царя как его поданные, части единого народа («земли») . Аксаков по-своему отрицает даже принцип аристократии. Он утверждает, что в допетровской Руси, которая для него была общественно-политическим идеалом, не существовало аристократии в западном смысле, были же «служилые люди». Бояре могли быть призваны на службу, а могли быть отпущены с нее, и поместья им давались царем, но царь же мог их и забрать, вообще государственные люди набирались царем из «земли» не по принципу благородного происхождения, а исключительно из принципа пригодности для службы. Итак, по Аксакову, все равны перед лицом царя, ведь он может, кого угодно вознести и низвергнуть.
На первый взгляд, перед нами и вправду страстная проповедь либеральной демократии особого толка. При желании в политических взглядах Аксакова можно найти параллели со всеми фундаментальными концепциями западного либерализма: суверенитета народа, гражданского равенства, политических свобод, государства как «ночного сторожа». Но разве что на первый взгляд, потому что внимательное и непредвзятое чтение политических работ Аксакова (и прежде всего «Записок») показывает существенную ошибочность такого ощущения. В действительности параллели между политическим либерализмом и воззрениями К.С. Аксакова поверхностны и формальны. На это давно обратили внимание зарубежные исследователи славянофильства, в частности, это подробно и хорошо разобрал в своих работах польский историк русской философии Анджей Валицкий . В нижеследующих рассуждениях мы во многом будем опираться на его результаты, снабжая их своими комментариями.
Начнем с того, что весь пафос западной либеральной демократии состоит в том, что народ здесь понимается как единственно легитимный источник политической власти. Не случайно основоположники либерализма для обозначения своей доктрины взяли греческое слово «демократия», то есть власть народа. Власть здесь не от Бога, а именно от народа, который является сувереном, правителем, в своих действиях ограниченным лишь законами, которые, впрочем, он сам и устанавливает. Итак, народ в случае либеральной демократии крайне политизирован, он, правда, не правит непосредственно, а через своих представителей, депутатов, но он их регулярно, раз в несколько лет выбирает, погружаясь в пучину политических споров и разногласий между партиями и кандидатами, он следит за ними через институты гражданского общества - общественные организации, СМИ. Свободы нужны народу, чтобы конституционными, законными способами корректировать деятельность государства. Народ, наконец, имеет право прямо вмешиваться в ход политической жизни, если государство начинает служить себе, а не народу. Формы этого вмешательства могут быть разными - от мирных выступлений до вооруженной борьбы или революции. Отцы западного либерализма, например, Ж-Ж. Руссо, недвусмысленно провозглашали право народа на революцию, оно и было реализовано во Франции XVIII века (мало кому известно, что право народа на революцию записано и в конституции США).
Совсем иное понимание предназначения народа и его отношений с государством мы находим у К.С. Аксакова. Русский мыслитель заявляет о характерной аполитичности русского народа: «В русском народе ... вообще нет политического духа. Русский народ, может, единственный в мире действительно христианский народ, который помнил слова Христа: «Воздайте кесарево кесареви, а Божия Богови», помнил он и другие слова: «Царство мое не от мира сего» и потому выбрал для себя путь внутренней правды» . Народ русский, по Аксакову, потому и призвал себе в правители варягов из-за моря, что сам не захотел править, погружаться в пучину политических страстей, которые неизбежно ведут к нравственному помутнению . Народ может заниматься нравственным совершенствованием, которое не исключает богатой социальной жизни, торговой, ремесленной деятельности, работы по устроению сельской общинной жизни, и для этого-то, а вовсе не для политического делания, и нужны народу свободы. А политическую власть берет себе царь и его «служилые, государственные люди», причем власть царя не ограничена законом . Исследователи отмечают, что абсолютная монархия в модели Аксакова диалектически дополняет аполитичный народ: «Любая другая форма - демократичная, аристократичная допускает большее или меньшее участие народа в государственной власти, значит, уклонение от пути внутренней правды...» . Причем, отношения между царем и народом строятся на взаимном доверии и согласии. Аксаков выступает резко против всякого договора, каковой существует, например, в либеральных государствах между правительством и народом о распределении обязанностей и прав. Царь любит народ и предоставляет ему полнейшую свободу в его собственных, социальных, хозяйственных и тем более религиозных действиях, народ же любит царя и также предоставляет ему полнейшую свободу в области политической.
Если русский народ не склонен к политике, то он, по Аксакову, и не склонен ни к каким революциям. Ведь революция, как и война, есть высшее концентрированное выражение политической борьбы, стремление народа обрести политическую власть, воплотить в жизнь определенный идеал государства. Аксаков пишет: «Россия ... постоянно хранит у себя признанную ею самою власть, хранит ее добровольно, свободно, и поэтому в бунтовщике видит только раба с другой стороны, который так же унижается перед новым идолом бунта, как перед старым идолом власти» . Аксаков указывает, что даже русские восстания (как, например, пугачевское) проходили под лозунгами монархическими и легитимистскими (народные массы, пошедшие за Пугачевым, считали нелегитимным воцарение Екатерины, которая, и вправду, пришла к власти в результате гвардейского переворота и убийства собственного мужа, массы считали законным царем Петра Ш, под именем которого и выступил Пугачев).
К этому необходимо добавить, что и понятие «народа» в политическом либерализме и в политической философии Аксакова сильно различаются. Народ в либерализме - механическая сумма граждан, имеющих право голоса, воля же народа - воля случайным образом возникшего большинства. Поэтому либерализм и не знает прав общества, а знает и почитает лишь права человека, ведь он не знает самого общества как самостоятельного, автономного образования, отличного от простой суммы индивидов. Иное дело у К. Аксакова, который народ понимает как совокупность общин. Не отдельный индивид с его негативно понятой свободой, а община, крестьянский мир у Аксакова выступает как первоэлемент общества. Община, по Аксакову, воплощает собой высший принцип христианского братства, и наличие на Руси общины - сохранившейся вплоть до эпохи железных дорог и мануфактур - свидетельство особой приверженности русского сердца христианству. «В общинном союзе не уничтожаются личности, но отрекаются лишь от своей исключительности, дабы составить согласное целое... Они звучат в общине не как отдельные голоса, но как хор... Христианство освятило и просветило общину...И община стала идеалом недосягаемым, к которому предстоит вечно стремиться... Начало общины есть по преимуществу начало славянского племени и в особенности русского народа...» - писал К.С. Аксаков в газете «Молва» . Человек, по мнению Аксакова, может отделиться от общины, но тогда он превращается в изгоя. Только общинник - органическая часть народа. Таким образом, свободы, которые отстаивал Аксаков, предназначались вовсе не для отдельных людей, не для либеральных атомизированных личностей, а для общины. Человек же в общине вовсе не свободен в либеральном смысле слова, он связан неписаными правилами, традициями, обязанностями общинника, другое дело, что такое хоровое бытие, по Аксакову, и есть настоящая свобода, гораздо более подлинная, чем свобода атомизированного человека либерально-капиталистического гражданского общества .
Наконец, принцип, по которому община принимает решения лишь отдаленно, внешне напоминает либерально-демократический, на самом же деле он совершенно противоположен ему. При либеральной демократии решение принимается простым механическим большинством, меньшинство же должно ему подчиниться. Оно может высказывать свое мнение и после обсуждения - это ему позволяет буржуазная свобода слова, но он не может не подчиниться принятому закону. Аксаков считает такую мажоритарную модель крайне несправедливой, ведь такое большинство достигается не подлинным истинным единодушием, а зачастую случайно, за счет голосов людей, которые не очень-то разбираются в существе дела, подкуплены или движимы сугубо корыстным мотивом. При принятии решения в общине, как замечает Аксаков, напротив, не всякий имеет право голоса, его лишены те, которые признаются неразумными или безнравственными. Голоса старейшин, наиболее авторитетных общинников более весомы, чем голоса простых крестьян, зато решение не принимается, пока оно не удовлетворит всех. Разумеется, это будет компромисс, на который многие пойдут неохотно, но без которого невозможен настоящий мир в общине. Никто не должен после принятия решения остаться обиженным настолько, чтоб это решение не признавать, иначе община перестанет быть общиной, она расколется на враждующих индивидов . Таким образом, решение в общине всегда принимается единогласно .
Итак, мы думаем вполне можно согласиться с выводом Анджея Валицкого: «Архаический либерализм» К.С. Аксакова был либерализмом разве что в самом общем туманном смысле этого слова; с либерализмом как исторически определенным общественным мировоззрением, мировоззрением буржуазным он, в сущности, не имел ничего общего» . Если уж искать продолжателей идей Аксакова, то мы их обнаружим среди русских народников, сторонников особого русского крестьянского социализма . Правда в отличие от них Аксаков был и остался верным церковному православию. В этом смысле К.С.Аксаков был одним из первых в истории русской мысли православным христианским социалистом.
Список литературы
См. об этом А. Никифорова «Общественно-политические взгляды К.. Аксакова и «Записка о внутреннем состоянии России». С Интернет-ресурса «Rusfil».
См. Александр Каплин. «... А с Константином Сергеевичем, я боюсь, мы никогда не сойдемся. Краткий очерк толкований и понимания жизни и наследия К.С. Аксакова». Статья 1. - Интернет-ресурс «Русская линия».
В этом философы Серебряного века продолжают Соловьева, который также именовал славянофилов либералами, но только архаическими, однако, во времена Соловьева эта трактовка не получила распространения.
Н. Бердяев. Константин Леонтьев. Очерк из истории русской религиозной мысли. Алексей Степанович Хомяков. - М., 2007. - С. 430-431.
Н.О. Лосский. История русской философии. - М.,1991. - С. 47.
А. Никифорова. Общественно-политические взгляды К. Аксакова и «Записка о внутреннем состоянии России». - С Интернет-ресурса «Rusfil».
Это в определенной мере касается и других славянофилов, однако в каждом отдельном случае это следует особо оговаривать, так как взгляды Киреевского, Хомякова, Самарина, И.Аксакова, К. Аксакова при всех общих тенденциях иногда значительно различались.
Славянофильство и западничество: консервативная и либеральная утопия в работах Анджея Валицкого. Выпуск 2. - Реферативный сборник. - М., 1992. -С. 55.
Там же. - С. 57.
Там же.
В «Записке...» Аксаков употребляет выражение «государственная машина из людей». - Там же. - С. 48.
Там же. - С. 44.
Там же.
Там же. - С. 49.
Славянофильство и западничество: консервативная и либеральная утопия в работах Анджея Валицкого. Выпуск. 2.- Реферативный сборник. - М., 1992.
Там же. - С. 52.
Как видим, К. Аксаков ни только не видит ничего дурного в том, чтоб немцы правили на Руси, он считает это естественным, ведь наиболее совершенные формы государства разработаны именно на Западе, русские же склонны жить «миром», общиной, главное, чтоб это государство, немецкое по духу, не вмешивалось в дела русского народа. Тут обнаруживается серьезное противоречие во взглядах самого Аксакова. Не совсем понятно: прочему тогда он выступает против реформ Петра Великого. Ведь Петр ввел западные порядки именно в высших сословиях, сохранив при этом их служилый характер (обязательность службы дворян была отменена лишь при Екатерине П. На народ вестернизация Петра не распространялась, народ сохранил русские устои жизни - от общины до костюмов. Так что выходит, Петр вернул государству его изначальный, немецкий характер, осуществил, если хотите, «второе призвание варягов». С точки зрения Аксакова, ему можно вменить в вину лишь то, что он сам онемечился (тогда как царь должен оставаться главой «земли», то есть оставаться русским, даже при немецком государстве), и кроме того, Петр сильно ограничил права церкви.
По Аксакову выходит, что, беря власть, царь берет на свою душу грех, с которым сопряжена всякая политическая власть, невозможная без насилия, лицемерия, обмана. Однако делает он это из народолюбия, чтоб избавить народ от греха власти, дать ему возможность жить в нравственной чистоте. Сам же царь обязательно должен быть близок к церкви, только церковь православная может ему отпускать грехи, которых у него, чем дальше, тем больше.
Там же. - С. 53.
Там же.- С. 45.
К.С. Аксаков. Эстетика и литературная критика. - М., 1995. - С. 364 -365.
Славянофильство и западничество: консервативная и либеральная утопия в работах Анджея Валицкого. Выпуск. 2. Реферативный сборник. - М., 1992 - С. 66.
См. об этом у Анджея Валицкого.
Либералы, которые потешались над советскими «выборами без выбора», не понимали, что советская система была в этом смысле наследницей русской общины, единогласным голосованием советский народ (выражаясь терминами Аксакова «земля») как бы предоставлял государству, точнее партии, вершить политику по своему усмотрению, и тем самым выказывал ей доверие. Введение альтернативных выборов при Горбачеве означало политизацию народа и его раскол, (с другой стороны, можно сказать также, что партия во время перестройки потеряла доверие народа).
Там же. - С. 60.
На это указывает не только А. Валицкий, но и, например, С. Г. Кара-Мурза, называющий народников «левыми славянофилами».
Р.Р. ВАХИТОВ,
к. философ. наук, доц. Баш ГУ
|
|
